Она не очень уверенно стояла на ногах и стреляла от бедра, но все же попала каждому в правую руку. Выронив ружья, синеречники, петляя, словно зайцы, повадки которых были им знакомы гораздо лучше, чем повадки местных нетрезвых девушек, бросились к спасительным деревьям.
Впереди всех мчался пожилой синеречник в папахе, а в нагане Слепой Леночки оставался еще один патрон. Она вытянула руку, прищурилась и пробормотала:
– А я шапку сниму и тебя обниму…
Пожилой синеречник запнулся за кочку и упал. Над ним просвистела пуля. Он вскочил на ноги и понесся дальше. Папаха осталась на его голове.
Слепая Леночка вернулась в дом. Она со злостью бросила наган на стол, прямо на черную фуражку.
– Промазала! Совсем уже!
Стол содрогнулся, лежавший на самом краю засохший букетик свалился на пол и рассыпался в труху. Слепая Леночка проводила его взглядом и подошла к комоду. Заглянув в зеркало, она провела пальцами под припухшими нижними веками и вздохнула.
– Ну и жаба!
Через три дня Слепая Леночка приехала в Чистые Ключи навестить детей. Ее Великая Депрессия закончилась.
Глава 4
Лошади забеспокоились, навострили уши и развернулись мордами к костру. Звездочка тревожно заржала.
– Макс! – крикнул Тим, откинулся на спину, прижался к стволу дерева и выхватил оба нагана.
Макс прыгнул в сторону от костра, дважды перекатился через спину и направил свой наган в лес.
В темном лесу, метрах в тридцати от поляны, на которой расположились на ночлег Тим и Макс, почти невидимыми силуэтами перемещалась группа из пяти человек. Услышав крик Тима, они упали на землю и замерли. Через пару минут один из них приподнялся и махнул рукой. Все пятеро вскочили на ноги и, пригнувшись, бесшумно отступили вглубь леса.
Лошади на поляне успокоились и принялись щипать траву.
– Ты думаешь, это волки, Макс? – негромко спросил Тим, не отрывая взгляда от черной стены позади костра.
– Наверное, Тим, – ответил Макс. – Синеречники не охотятся ночью. Так говорил старик Савельев.
– Он еще говорил, что синеречники никогда не атакуют города. Но воины Колопако напали на Чистые Ключи именно ночью, если ты еще не забыл, Макс.
– Я не забыл. И сам старик Савельев сказал, что это очень странно.
Тим поднялся на ноги. Какое-то время он прислушивался и вглядывался в темноту, прижавшись к стволу дерева, а потом вернулся к костру. Макс последовал его примеру.
Тим энергично потер ладони и вытянул руки над огнем.
– А ты помнишь, Макс, что рассказывал тогда Леха – Простреленная Задница?
Макс ответил не сразу. Он тяжело вздохнул, ткнул разлапистой веткой в тлеющие угли, взметнув рой раскаленных искр над костром, и сгорбился, обхватив руками колени.
– Ты говоришь о том парне из отряда Семеныча-Бородавки, который имел дурную привычку чесаться стволом маузера?
Тим оторвал взгляд от огня и с удивлением посмотрел на Макса.
– Того парня звали Глубокое Ухо, приятель, – с легкой досадой сказал он. – И он не чесался маузером, а ковырял им в ухе. Во всяком случае, до тех пор, пока под ним не споткнулась лошадь.
Лицо Макса скрывали поля шляпы, на которых плясали красноватые отблески.
– Так может быть, ты имеешь в виду не Леху, а Саньку с Изумрудного Ручья? – спросил он с надеждой. – Того самого Саньку, которого подстрелила Слепая Леночка за то, что он подло воспользовался ее затмением?
– Ты прекрасно знаешь, Макс, куда попала Саньке Слепая Леночка. И ты прекрасно знаешь, о ком я говорю.
Макс сдвинул шляпу на затылок, и его глаза виновато блеснули в темноте.
– Конечно знаю, Тим! Ведь это же я прострелил его печально-известную задницу вместе с новым общественным туалетом на центральной площади в Чистых Ключах.
– Вот именно, Макс! Я говорю о том самом Лехе, которого сначала звали просто Лехой, а после того, как Колопако хотел сварить его в кипятке, стали звать Крутым Лехой. И наконец, он заслужил настоящее мужское прозвище, когда ты прострелил ему задницу вместе с новым туалетом и старой задницей старика Савельева.
Макс натянул шляпу на лоб, опустил голову и глухо пробормотал:
– Я не виноват, ты же знаешь, Тим.
Тима опять охватило чувство досады. Ведь он ни разу не упрекнул Макса за тот случай. Не собирался упрекать и сейчас. Он просто хотел поговорить о Колопако.
Тим рывком поднялся и прошелся вокруг костра, разминая ноги.
– Конечно, ты не виноват, Макс, – сказал он, вернувшись на место.
***