Когда Котай было семь лет, они с матерью некоторое время жили на полуразрушенной ферме в окрестностях Нового Орлеана, где кроме них обитали мужчина по имени Зак и его подружка, которую звали Мемфис. Однажды их приехали навестить двое мужчин, которые привезли с собой пенополистироловый холодильник, и Мемфис убила обоих через пять минут после того, как они переступили порог кухни. Приезжие сидели за столом, и один из них о чем-то разговаривал с Кот, а второй откупоривал бутылку пива, когда Мем достала из холодильника револьвер и уложила одного за другим обоих, аккуратно и точно прострелив им головы. Все произошло так быстро, что никто из них не успел даже попытаться спастись. Кот, проворная и быстрая, как геккон, немедля бросилась прочь, решив, что Мемфис сошла с ума и что всех их ждет такая же участь. В тот раз она спряталась на сеновале в амбаре. За час с небольшим, что взрослые потратили на ее поиски, Кот столько раз представляла себе, как ее лицо, пробитое пулей, превращается в кровавое месиво, что все воображаемые образы, мелькавшие перед ее мысленным взором, – даже возлюбленный Дикий Лес, в который она никак не могла сбежать насовсем, и трава у норки дядюшки Барсука – были окрашены в багрово-красные тона и влажно блестели.
Однако, к своему огромному удивлению, маленькая Котай Шеперд пережила и эту ночь.
Она слишком много времени посвящала выживанию.
Целую вечность.
Выживет она и сейчас – или умрет, стараясь спастись.
Так и не открыв глаз, Кот ринулась на стену спиной вперед и со всей возможной скоростью, какую ей позволяли развить оковы на ногах. Несмотря на страх, по-прежнему владевший ею, в мозгу Кот мелькнула мысль, что со стороны она, должно быть, выглядит презабавно, поскольку для того, чтобы разогнаться, ей приходилось быстро-быстро семенить ногами. Короткими, детскими шажками навстречу перелому позвоночника. Как смешно…
Но тут она врезалась в стену и поняла, что ничего смешного в этом нет.
Кот пришлось слегка наклониться вперед, чтобы ножки стула торчали по направлению ее движения; именно на них, по ее задумке, должен был прийтись самый сильный удар. Так оно и произошло. Она вложила в бросок всю тяжесть своего тела и была вознаграждена громким «хрусть» трескающегося дерева. В следующее мгновение стул пребольно ударил ее сзади по ногам. Кот покачнулась, и тут верхняя кромка спинки с силой врезалась ей в шею. Этого она и ожидала, но, не сумев удержать равновесие, упала коленями на плитки у камина и растянулась на ковре. Теперь ее тело болело в стольких местах сразу, что Кот даже не стала выяснять, где старые ушибы, а где новые.
Стул так сильно мешал ей, что Кот не сумела подняться и поползла к ближайшему креслу, чтобы опереться на него. Покряхтывая от боли и напряжения, она кое-как поднялась на ноги и перевела дух.
Нет, в отличие от Вехса боль она переносила с трудом, однако Кот и не собиралась поднимать из-за этого шум. К счастью, она все еще могла ползать и – с грехом пополам – стоять; следовательно, ей удалось не повредить позвоночник.
«И на том спасибо, – решила она. – Лучше чувствовать боль, чем вообще ничего не чувствовать».
Ножки стула и распорки между ними выглядели целехонькими, но Кот слышала треск и была уверена, что сумела их расшатать.
Во второй раз Кот начала разбег с расстояния восемь футов от стены. Пятясь назад как можно быстрее, она постаралась сделать так, чтобы ножки стула врезались в стену под тем же углом, что и в первый раз. Ей повезло – мощный удар сопровождался энергичным «крак» ломающегося дерева, хотя в первые мгновения Кот в страхе подумала, что добилась-таки своего и сломала себе какую-нибудь кость – уж очень похожим вышел звук.
Одновременно с ударом внутри Кот словно прорвало какую-то невидимую плотину, и все ее существо затопила волна боли. Холодное отчаяние пыталось снова затянуть ее в свои глубины, но она сопротивлялась ему со всей решимостью пловца, сражающегося с бездонной пучиной.
На этот раз она не упала и потому сразу пошла вперед. Кот решила не останавливаться даже для того, чтобы передохнуть; убедившись, что стул прижат к спине как надо, она ринулась на стену в третий раз.
Кот лежала на полу перед камином, лежала лицом вниз и пыталась сообразить, сколько же времени она провела без сознания. Должно быть, не больше минуты или двух.
Ковер показался ей холодным и волнистым, как бегущая вода, но Кот не плыла по ней, а словно отражалась в поверхностной ряби, будто раздробленный лик медного солнца или рваная тень серого облака.
Сильнее всего болел затылок. Должно быть, она здорово им стукнулась.
Перестав думать об ушибах и вообразив себя тенью облака, скользящей по поверхности реки, Кот отвлеклась от боли и собственных проблем и почувствовала себя значительно лучше. Ее тело больше не было материальным; оно стало таким же легким и невещественным, как круги или водовороты на поверхности потока, и вместе с ними, невесомое и прохладное, оно уносилось все дальше и дальше…
Ариэль. В подвале. В окружении не смыкающих глаз кукол.
«Разве я сторож сестре своей?»
Кот встала на четвереньки.