— В том-то и дело, что прошел… Знаешь, Ром, я вот недавно понял, что не существует никаких испытательных сроков. Вся наша жизнь — это сплошной испытательный срок. Все время на что-то испытывает. Поэтому, если ты думаешь, что в другом месте будет не так, то напрасно… Не торопись.
Да, в чем-то Царев был прав. Не бывает мест, где все спокойно и где можно не искать компромиссов с собственной совестью. И никаких гарантий, что завтра снова не встанет вопрос — кого миловать, кого казнить… С кем пить, а с кем не пить, кому протягивать руку для пожатия, а кому нет.
Но сегодня он уже принял решение.
— На земле спокойней. Викторов место для меня держит.
— К Викторову тоже, кстати, есть вопросы… Но это другой разговор…
Борис Дмитриевич, поморщившись, нагнулся к столу, взял ручку и подписал рапорт.
Фокин вышел. Царев снова переместился к окну.
Испытательный срок… Да, верно он подметил, тут каждый день — испытательный срок. Попробуй пройди… Вон с теми же медалями. Мог бы протест заявить. А не заявил. Или про фанерного гаишника Моржову рассказать. Ну что б ему Моржов сделал? Да ничего! А он промолчал. Зато теперь расхлебывает. Где ж твоя хваленая принципиальность? Чего ты испугался? А, Борис Дмитриевич? Отставки или неудобств? Испугался, испугался… А сам жизни учишь. Царь Борис. Не царь ты, а так — при троне. Вот и бегут из твоего царства все. И из семейного, и из рабочего. Или того хуже — сами «отклоняются».
Нет уж… Посмотрим, кто при троне… Как сказал один философ — хочешь узнать, чего боится человек, посмотри на его подвиги.
Он поставил трость, решительно вернулся к столу и нажал кнопку селектора:
— Саша, Бойкова ко мне!
Николай Васильевич не заставил себя ждать.
— Вызывали, Борис Дмитриевич?
— Что у тебя по казино?
— Работаем. Светка так вжилась, что закрывать не хочет.
— Имей в виду, Моржов про комбинацию знает. Я пообещал ему, что все отменю.
— Блин…
Коля походил на глубоко верующего человека, которому предъявили неопровержимые доказательства того, что Бога нет.
— Опять все на тормозах?
— Не волнуйся. Это для конспирации, чтоб он не дергался. Готовь задержание. И по полной программе.
— Сделаю в лучшем виде. Сядут все!
— И еще. Слухи ходят, что наши деньги берут за визы на должности. Надо бы поработать в этом направлении. Только своих оборотней не хватало.
Интервью с героем записывали в генеральской приемной, на фоне развернутого знамени УВД города Юрьевска. Запись прошла блестяще. То ли репетиции сказались, то ли у сержанта Кривопальцева и вправду обнаружились скрытые таланты. Перед камерой он особо не тушевался и о подвиге своем рассказывал как и полагается настоящему герою: кратко, но обстоятельно и с непременным оттенком легкого смущения. Опирался на тросточку — ногу подвернул при задержании. И любой посторонний человек ни на секунду не усомнился бы в искренности его слов. Генерал Моржов стоял в сторонке и, словно опытный режиссер, жестами подсказывал правильную интонацию.
Вечером запись пошла в эфир.
Ольга дотянулась до «лентяйки» и убавила звук.
— Кирилл… Скажи, только честно… Механику, из-за которого пострадал твой друг, ты сломал челюсть?[10]
Копейкин оторвался от тайского салата с креветками, приготовленного им по-пиратски скачанному в Сети рецепту.
— Это служебный интерес или личный?
— Личный.
— Ну тогда пусть буду я. В любом случае посадишь. А почему ты спросила?
— Просто я должна знать. Просто. Должна. Знать.
— И теперь что-то изменится?
— Ничего. Абсолютно ничего.