Я почувствовала, что внутри меня начинает звучать песня, и, не удержавшись, запела. Мы с ребятами выяснили, на каком языке были мои песни – это оказался древний койсанский язык, язык народа, некогда создавшего могучее государство от озера Виктория до мыса Доброй Надежды и исчезнувшего за полторы тысячи лет до Рождества Христова. Остатки койсанских городов находили и среди песков пустыни Намиб, и в джунглях Конго, и в Танзании, но никто не спешил исследовать их – африканские древности очень мало интересуют цивилизованный мир.
Возможно, когда я пою, я впадаю в транс. Во всяком случае, окружающее становится размытым, туманным, и в этом тумане то и дело возникают образы, которые я стараюсь уловить, но никогда не могу удержать. Я видела – может, даже будущее, может, прошлое, и в какое-то мгновение просто сжималась от страха, а в следующий момент весело смеялась от невероятной радости. Но постепенно прилив чувств ослабевал, и реальность все четче проступала сквозь туман транса, пока полностью не вытесняла его.
Я встала с пола, девочки тоже поднимались, при этом Льдинка осторожно взяла фигурку в правую руку и передала Дарии. Круг замкнулся.
Крышка «саркофага» поднялась, тело на столе вздрогнуло, из его горла вырвался кашель, а затем юноша сделал попытку приподняться.
Парень, лежавший в «саркофаге» (кажется, лет ему оказалось не больше, чем нам), схватившись руками за края своего «ложа», попытался встать и едва не вывалился, к счастью, в мою сторону. Я удержал его от падения, хоть это было непросто. Хорошо, что он упал на меня, а не на Джинна с Призраком.
– Полегче, – сказал я. – Не делай резких движений.
– Почему? – спросил он. Голос у него был какой-то странный, его тон менялся, но не как у подростка в пубертатный период – казалось, он просто не может выбрать, каким тоном ему говорить.
– Потому, что ты можешь упасть. И удариться. Кажется…
– Я не упаду, – перебил меня он, выбираясь из «саркофага» (при этом он ухватился за мое плечо, довольно крепко, я бы сказал). – Я умею ходить.
«Фредди, – шепнула мне Тень телепатически, – тебе не кажется, что у него твой голос?»
– Потрясающе, – заметил Призрак. – Может, ты еще скажешь, qual и il tuo cazza nome?[44]
– Mi chiamo Michele Solariano Rossi, stronzo![45] – ответил юноша, и тут даже глухой бы заметил, что его голос похож на голос Призрака, похож – но не идентичен.
– Che cazza! – возмутился Призрак. – Вообще-то, это мое имя!
– Стойте! – сказала Льдинка. Она подошла к юноше (он был выше ее на целую голову и даже, кажется, немного выше меня) и проговорила ласково:
– Как, ты говоришь, тебя зовут?
– Рания Ас Суад Ат-Тен, – ответил юноша.
– Милый, – парировала Льдинка. – Если ты читаешь у меня в памяти, не надо этого делать. Рания – это мое старое имя, у тебя должно быть другое.
– Да, – согласился юноша. – У меня есть другие имена. Поль Мак Ди, Адрастея Филипуссис, Еджайд Баану Ботсу, Летиция Лафалер, Фридрих Вайсманн, Элиаху Гольдблюм…
– М-да… – протянул Призрак, – все в сборе.
– Норма, модель 8Н, личный номер АК1789553, – продолжил юноша, – Катрин Баарова, Белет Ла…
– Что? – спросила Норма по общекорабельной связи.
– Ничего, – ответил Джинн. – Это мы так, список экипажа сверяем.
– А кто такая Катрин Баарова? – удивилась Норма.
– …Нааме, Ника, Немезис, Нтомбе, – продолжал юноша.
– Хватит, – попросил я. – Я ничего не понимаю. Скажи, как тебя называют другие?
– Кто? – спросил юноша. – Меня никогда никто не называл. Меня в принципе не замечали, даже вы, хотя я знаю вас. Вообще, я знаю только вас. И еще одного, он приходил и хотел занять мое место. Я его не пустил, и он ушел очень злой.
– Твое место где? – удивился Джинн. – В этом ящике?
– Нет, – юноша улыбнулся и постучал себя пальцами по лбу. – В этом ящике.
Мы растерянно смотрели друг на друга. Ситуация казалась настолько идиотской, что хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это – не сон.
– Кажется, мы от него ничего не добьемся, – буркнул Призрак.
– С какого момента ты нас помнишь? – спросила Льдинка.
– С самого начала, – пожал плечами юноша. – Я видел, что вам нужно было пройти мимо небесного стража. Такой конструкции, как эта, в которой мы находимся, но намного больше. Вы были на этом же суденышке…