— Еще в Бресте фашисты его ослепили. Сейчас он лежит на обследовании в госпитале. И она полна надежды, что он будет видеть. Так что давай не будем расстраивать ее душу и об этом помолчим. — Пусть все это идет само собой.
— Легко сказать. А если я не могу ей врать, да еще в таком горе?
— Но я тебя, Нинуша, прошу. — Яков Иванович обнял жену и проводил до двери. Нина Николаевна поправила платок и вышла. Но тут же послышался ее голос:
— Ира, дорогая, а я к тебе собралась...
Яков Иванович видел в окно, как они бросились друг к другу в объятия.
Яков Иванович не стал им мешать и позвонил Бойко.
— На фронте спокойно, — сообщил тот. — По документам убитых, действовала все та же дивизия фон Мерцеля. Немцы сигналят и просят разрешения убрать из нейтральной полосы убитых.
— А много их?
— Очень много.
— Пусть убирают, а то от них дня через два задохнемся. Допустить не более десяти пар санитаров, и в белых халатах. А тех убитых, которые будут за заграждениями на нашей стороне, уберем сами. А наших убитых крестьян убрали?
— Всех убрали, — ответил Бойко.
— Еще новое что-нибудь есть? А сверху? Очень хорошо. Дальше все остается по-прежнему. Валентинова? Она здесь. Очень нужна? Пусть командует за нее зам. А через часик и она будет.
Положив трубку, Яков Иванович разжег таганчик и поставил на него чайник и пригласил женщин:
— Женщины, заходите в дом, чай на столе.
— Спасибо, Яков Иванович, — сказала Ирина Сергеевна. — Мне уже время ехать. Бойко, видимо, меня на все корки корит.
— Я у него часик для вас выхлопотал. — И он взял Валентинову за локоть. — Пошли.
За чаем Валентинова спросила:
— А чего это немцы вдруг полезли на рожон?
— Видимо, вы же своей демонстрацией их напугали. Полагаю, они сделали вывод, что сюда пришли новые части, и решили боем произвести разведку. Людей положили много, но, как видите, ничего не узнали.
— Так что нам теперь можно не маршировать?
— Как ни трудно, но еще надо. Все остается по-прежнему.
Ирина Сергеевна хотела сказать, что люди очень устали, но промолчала. Это Железнов заметил.
— Вы, Ирина Сергеевна, что-то хотели сказать?
— Видите ли, Яков Иванович, я хочу съездить в госпиталь и узнать, что с Ваней. Так разрешите мне, конечно, когда я отправлю от Гредякино колонну, проехать к нему.
Яков Иванович ей это разрешил.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
На рассвете, пропустив мимо себя все колонны, Ирина Сергеевна села в свой «газик» и помчалась по шоссе в сторону Москвы.
В госпиталь она прибыла как раз, когда майор Никольский, закончив пятиминутку, собрался на обход больных.
— Доктор, здравствуйте, — остановила она его у двери. — Как с моим сыном?
— А, товарищ Валентинова? Зайдемте ко мне. — И он пропустил Валентинову вперед. — Могу вас, мамаша, обрадовать. Вчера был у нас Михаил Захарович Попов. Большая величина по возвращению людям зрения. И вот и он, и я, и мои коллеги пришли к единому выводу, что следует бороться за зрение вашего сына.
— Доктор, милый товарищ Никольский, как вы меня обрадовали. Эта надежда во сто крат прибавила мне силы. Я не знаю, как вас благодарить. А как все это будет долго? — пересилив волнение, спросила Ирина Сергеевна. — Только не подумай, что я любопытствую от нетерпения. У меня там, в дивизии, дочь-малышка. Вы сами знаете — фронт, и держать ее при себе не могу, хочу отправить. И если с Ваней все решится скоро, то я подожду и тогда отвезу их обоих.
— Нет, дорогая товарищ Валентинова, этот процесс продлится долго — месяца два-три, а может быть, и больше. Так что вы не ожидайте и свою малышку отправляйте. А теперь вот вам сестра, и она вас проводит.
Подойдя к палате, сестра не отважилась войти: из-за двери слышался детский голосок, читавший, видимо, газету про партизан, как те напали на вражеский гарнизон и как другая группа в ту же ночь ворвалась на станцию, перебила охрану и разрушила станционные пути.
— Подождем, — сказала сестра, — пусть дочитают до точки. Ведь у слепых одна радость — это слушать других.
— Вот это здорово! — послышался из-за двери общий вздох.
Когда девочка замолчала, сестра открыла дверь, тихо подошла к Ване и, взяв его за руку, шепнула:
— Мама приехала!
Ирина Сергеевна, помня указания майора Никольского, старалась не волноваться. Положив Ване в руки пакетик с карамелью, спросила:
— Ну как, сынок, больно?
— Что ты, мама, нисколечко. — И Ваня снял ее руку с повязки. — Не надо, мама, сдвинешь. Доктор сказал, — радостно продолжал он, — что я буду видеть. Мама, расскажи, как там Дуся, как Юра. Как они живут и что они делают. Только не торопись.
— Ты знаешь, — неторопливо начала Ирина Сергеевна, — приехала Нина Николаевна. Вот это она послала тебе конфеты...
За разговорами они на заметили, как подошел обед. Кормя сына, Ирина Сергеевна испытала большое материнское удовлетворение. Она пробыла до тихого часа. И извинившись перед такими же слепыми, уложила Ваню в кровать, укутала его одеялом и, поцеловав, со спокойной душой уехала.