— Но только не это, — возмутился генерал Алексашин. — Надо хорошие кадры не прятать у себя за пазухой, а выдвигать на высшие должности. А то знаете, как иногда случается? За примером далеко ходить не надо. Ваш бывший сосед полковник Карамышев, чтобы избавиться от заурядного командира, пишет на него «добренькую» характеристику и представляет нам на выдвижение. Каково?
— Возмутительно, — поддержал Железнов Алексашина.
— Как-то он, будучи у члена Военного Совета, попросил назначить ему командира полка. Вот я и решил проучить его и предложил ему его же командира. Надо было в это время на него посмотреть, как он краснел, пыхтел и извинялся перед членом Военсовета, отбиваясь от этого кандидата. А тут я еще подлил масла в огонь и выложил его же характеристику. И, конечно, Карамышеву, что называется, досталось, как фрицам под Москвой...
— Одно могу сказать, правильно, — сказал Железнов, чтобы закончить этот неприятный разговор.
— Но хуже всего то, — продолжал Алексашин, — что он потерял у члена Военсовета и у меня веру в справедливое отношение к своим кадрам. Член Военсовета вернул ему характеристику, основательно предупредил и сказал: «Теперь я вам, уважаемый полковник, не верю. На днях буду у вас, посмотрю полк и командира и тогда решу». Вот так-то, уважаемый товарищ комдив! А теперь о лейтенанте Кочетове. Его я хорошо знаю и с вашим предложением согласен. Кочетова постричь, побрить, помыть, одеть в первосортное, и завтра к девяти ноль-ноль вам и ему прибыть к командующему фронтом.
— И мне? Зачем? — удивился Яков Иванович.
— Затем, что вы и еще офицеры других дивизий и частей, возглавляемые членом Военного Совета фронта, поедете в Кремль.
— В Кремль? К кому же?
— К товарищу Сталину. Но пока что об этом сообщите только полковнику Хватову и больше никому ни слова.
— К Сталину? Зачем?
— Я точно не знаю, — ответил Алексашин. — Но член Военсовета говорил, что товарища Сталина интересуют все вопросы, касающиеся боевой жизни и деятельности людей фронта, их быта, организации частей и соединений, построения обороны, словом, разговор будет о многом. Я полагаю, что всякий ваш разумный ответ и совет будет на пользу.
— Да, — вздохнул Яков Иванович. — Как это все неожиданно. Откровенно говоря, меня даже страшит... Если мне немного не по себе, то можете представить, что будет с Кочетовым. Ведь это молодой паренек, белорус. До войны, как он рассказывал, кроме своей вески и Витебска, больше ничего не видал. И вдруг прямо к Сталину...
— Ничего страшного.
— Легко сказать. Поглядел бы я на вас, — Железнов с хитрецой смотрел на генерала, — каким героем выглядели бы перед ним вы?.. Да, вы сказали никому не говорить... А как же Кочетову?
— Кочетову пока ни слова. Все это скажет командующий фронтом.
— Как же так? Ведь сегодня же надо выдать и подогнать ему новое обмундирование. Кроме этого я ему скажу утром постричься, побриться и прибыть в полном порядке. И он, наверняка, спросит: «В чем дело, товарищ комдив?» или что-то в этом роде.
— А вы скажите: «Кочетов! Садитесь в машину и никаких вопросов. Все будет сказано по приезде в штаб». Он солдат и вас поймет.
Дверь скрипнула, в землянку вошел Никитушкин и предложил чаю.
— Давай! — скомандовал Железнов.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Из Кремля член Военсовета повез всех офицеров прямо на КП фронта. Там их принял командующий генерал-полковник Конев И.С. Он на приеме в Кремле не был, так что его интересовало все, что там говорилось.
Когда все было переговорено, командующий сказал:
— Всем вам — на кого распространяется наша власть — Военный Совет фронта присвоил очередное офицерское звание. Генерал Алексашин, зачитайте приказ!
Яков Иванович видел, как Николай зарделся радостным румянцем, когда Алексашин в разделе «Старшего лейтенанта» прочел: — Кочетову Николаю Осиповичу.
Железнов и Кочетов задержались на КП еще на сутки, так как на другой день командующий беседовал с каждым командиром в отдельности по всем насущным вопросам боевой жизни и быта их полков и дивизий.
Яков Иванович вышел от командующего в третьем часу дня и прошел прямо в домик генерала Алексашина, где его ждал Кочетов уже в форме старшего лейтенанта.
— Поздравляю, — Железнов протянул ему руку. — Теперь тебе, Микола, надо расти до комбата, — и он взглянул на майора Токаря — порученца Алексашина, как бы прося его поддержки. Тот понял и утвердительно поддакнул:
— Так точно, товарищ полковник.
— Но для этого, Кочетов, — продолжал Железнов, — тебе надо обязательно учиться. Поезжай-ка, дорогой, в Подольск на курсы комбатов.
По лицу Николая разлилась хитроватая улыбка.
— Не возражай! — рассердился Яков Иванович. — Такие офицеры, как ты, на вес золота, а без образования ты что?
— А вы, товарищ полковник, не серчайте. Я согласен. Меня, — Николай скосил глаза на Токаря, — товарищ майор уговорил.
— Прекрасно! Тогда поехали.
* * *
Не успел еще Железнов снять шинель, как в землянку вошел Хватов.