Испытание пламенем

А еще они с Эриком обсуждали неопределенность ее собственного будущего, ее абсолютную решимость не изучать машинопись, потому что она никогда и ни за что не станет работать ни в каком машинописном бюро! Обсуждали ее жадное стремление к иным местам, внутреннее беспокойство и ощущение, что она что-то упускает, что в жизни ей предназначено сделать нечто важное, а она даже не представляет, в чем это важное заключается.

Когда Лорин рассказывала Эрику об этой своей жажде, он лишь грустно улыбался. Он понимал! И потому нравился ей. Очень нравился. Разумеется, встречаться они не могли. В таком крохотном городке, как Кэт-Крик, люди придерживаются назначенных им ролей. Ее роль состояла в том, чтобы быть Хорошей Девочкой, чистой, усердной, а ему следовало оставаться Плохим Мальчишкой, гонять на машине, нарушая правила, курить и выпивать, встречаться с девушками, чьи имена родители иначе как шепотом не называли. Еще не став взрослыми, Эрик и Лорин уже осознавали важность сохранения социальной роли.

Но однажды они поцеловались, на заднем дворе, под окнами старой мастерской ее отца. Просто стояли и болтали, в разговоре возникла неловкая пауза, и они — это было, конечно, ошибкой — вдруг заглянули в глаза друг другу. И вот он уже обнимает ее, нежно, осторожно, и она обнимает его. Словно люди, которые видят нечто, что они смогут сохранить. И сейчас, стоя на кухне через столько лет, она все еще помнила тот поцелуй.

А потом они отступились: Лорин не слишком соответствовала его репутации, а он — ее. Вскоре ему снова позволили ездить в школу на родительской машине, а еще через какое-то время она окончила учебу и уехала.

С Брайаном Лорин никогда не говорила об Эрике. Всего один поцелуй, о чем тут рассказывать, к тому же он ничего не значил ни для нее, ни для него.

Разве что теперь, стоя на кухне и зная о сентинелах, об Эрике, о собственных родителях, она вдруг заметила, как он проезжает мимо ее окон, и вспомнила того мальчишку, его мечты о величии, вспомнила солнечный луч на щеке, когда он ее поцеловал.

Медный Дом, Баллахара

Бирра не смог ничего объяснить.

— Ты и правда выглядишь выше, но, может, это просто из-за туфель.

Молли показала ему свои плоские подошвы.

— Тогда, наверное, это не из-за туфель.

— Я сама стала выше! — нетерпеливо воскликнула Молли. — У меня изменились лицо, цвет волос, цвет глаз! Я хочу знать, что происходит!

Бирра поднес длиннопалую руку ко лбу и прикрыл глаза.

— Ималлин скоро вернется. Очень скоро. Возможно, у него найдутся нужные тебе ответы. Но я, Води, я этих ответов не знаю. Я всего лишь смиренный слуга.

— Что за чушь ты несешь! Ты вовсе не слуга, и тем более не смиренный. Думаю, по положению ты здесь занимаешь второе место. Может, ты даже главнокомандующий вооруженными силами. Во всяком случае, тебе все кланяются, а ты — никому. Кроме меня. Я знаю бюрократию и знаю военную иерархию. И я чувствую, когда мне лапшу на уши вешают!

Выражение лица Бирры вдруг изменилось. Он распрямился, глубоко вздохнул, мрачно кивнул и произнес:

— Отлично. Ты абсолютно права. В твоем положении я бы тоже потребовал искренности. Выслушай же правду. Указания, данные мне, не позволяют обсуждать происходящие с тобой изменения. Это долг и привилегия Ималлина. Ты понимаешь, что такое приказ?

Молли кивнула:

— Понимаю.

— Тогда, пожалуйста, пойдем со мной. Познакомься с нашими гостями. Наслаждайся устроенным в твою честь празднеством. А я сделаю все возможное, чтобы Ималлин скорее вернулся. Сообщу ему, что ситуация чрезвычайная и требует немедленного вмешательства.

— Ты даешь слово?

— Слово чести.

Молли полагала, что гостями будут тоже вейяры. Но оказалось, что дело обстоит совсем иначе. В конце длинного стола сидели и изящно прихлебывали из чашек опушенные прекрасным мехом кругленькие, коротенькие создания в роскошных плащах, перехваченных расшитыми поясами. Они вели легкую беседу с полудюжиной морщинистых, серолицых доходяг, чья речь показалась Молли смесью поющих и булькающих звуков. Когда они с Биррой вошли в зал, беседа тотчас прервалась и все встали.

Доходяги поклонились так низко, что остренькие подбородки уперлись им в голые узловатые колени. Раздался шепот: «Добро пожаловать, Води!», но глаз они не подняли, словно не смели на нее взглянуть. Маленькие меховые создания оказались менее застенчивыми. Они тоже склонились до земли, но, распрямившись, подняли головы и прямо посмотрели ей в глаза.

— Ты не похожа на Води, — заявил один из них, но на него тотчас зашикали серолицые и один из вейяров.

Он указал на поросших мехом товарищей и сказал:

— Позволь представить тебе Темного, Яркого и Глубокого из народа традонов. — И, поклонившись все еще согбенным серым фигурам, добавил: — А наши соседи — Зимний Сын Зимней Реки и Дочь Длинной Тропы Пустого Огня из народа фаолши.

Молли поклонилась в ответ на поклоны приветствовавших ее гостей и, обернувшись к Бирре, шепотом спросила:

— Это что, имена: Темный, Яркий, Глубокий?