Безнадежный, заунывный плач, напоминающий больше скулеж смертельно раненного зверя, чем человеческие рыдания, тоненьким шилом вонзался в гудящий тяжелой болью мозг, заставляя морщиться и пытаться заткнуть уши. Но рук больше не было, от них осталась только нестерпимая ломота в вывернутых назад плечах. Острая тревога обдала жаркой волной, породив не ненависть, а неизбывное отчаяние, почти животный ужас, от встряхнувшего разум понимания, что вот это и есть самый последний крайний случай. Конец всему, ради чего он много лет копил деньги и амулеты, трудился с рассвета и до полуночи, отбирая у себя и любимой драгоценные минуты нежности.
И значит, понапрасну он почти год живет в разлуке с самыми дорогими и любимыми людьми, вступив в отчаянную, но, как выяснилось, бессмысленную борьбу со злом и подлостью, жадностью и непроходимым эгоизмом. Зря сидят в далекой бедной деревушке его дети, его ученики и единомышленники, зря выглядывает по ночам в окно женщина, ставшая светом его жизни. Днем она ждать не должна, он сам ей сказал: «Если вернусь, то ровно в три часа пополуночи, и вестник от меня тоже придет только в это время. Все остальное – это ловушки, и не верь им ни в коем случае».
Вой ударил по ушам с новой силой, горестным отчаянием вырывая мастера из накатывающегося забытья и заставляя сделать над собой нечеловеческое усилие.
– Кто тут? – с трудом прохрипел Тарен пересохшим ртом.
– А-а-а! – взвизгнул невидимый плакальщик, и сразу наступила такая тишина, словно поблизости никого не было.
Зато стало слышно, как где-то размеренно каплет вода.
– Пить дайте, – просипел мастер и тотчас сообразил, как бессмысленна его просьба.
Он лежал вниз животом на чем-то очень жестком и остром, уткнувшись лицом в песок и мусор и пока не имел сил даже голову повернуть, чтобы оглядеться. Тарен и глаз еще открыть не мог, и из всех чувств у него остался один лишь слух.
А для того чтобы напоить, его нужно перевернуть и усадить, или хотя бы поднять выше голову, а его сокамерник наверняка в таком же состоянии. Но даже если руки у него не связаны, то вряд ли хватит сил перевернуть хотя и неимоверно худого, но тяжелого мужчину.
– Мне не достать, – обреченно всхлипнул тоненький голос. – А они еще спят…
– Кто «они»? – встревожился Тарен, пытаясь унять головную боль и вызвать в памяти последние события.
– Все… – Обладатель смутно знакомого мастеру голоска снова тоненько и безысходно заплакал.
– Перестань реветь. – Собравшись с силами, Тарен с трудом немного повернул голову и как можно строже прохрипел: – И расскажи мне, кто ты и где мы.
– Мы в шахте, – безнадежно всхлипнул невидимый собеседник. – А я Кес. Они вас чем-то напоили и связали… и тебя, и Барта, и Тонью… и остальных женщин. А меня и Месси не стали, так бросили.
Вот теперь искусник понял, что произошло, пока он спал. Осознал так явственно, словно был в полном рассудке, когда их грузили в клеть. Его самого и самых слабых женщин и детей. И так же четко понимал, как мало теперь у них надежды на спасение.
– А ты что-нибудь видишь? – небрежно поинтересовался Тарен, и когда в ответ раздался еще более горький плач, строго прикрикнул: – Кес! Ты парень или девчонка?
– Нет, – невпопад прорыдал самый маленький и болезненный из всех рабов. – Не вижу. Они свечку не зажигали… Кинф сказал: «Вы с ума сошли? А если там газ? Мы ведь даже убежать не успеем, да и наемники не дураки, сразу все поймут!»
«Спасибо Кинфу», – вздохнул про себя искусник, хотя без света и плохо, но лекарь был совершенно прав. В заброшенные выработки, где давным-давно засорилась и обвалилась старинная вентиляция, с огнем в руках лезут только законченные дураки и самоубийцы. О том, при чем тут наемники, Тарен даже не думал, Кес вполне мог понять слова лекаря по-своему.
– А из клети мы как вылезли? – спросил Тарен, начиная обдумывать свое положение.
Все равно ничего иного не осталось, а поддаться отчаянию искуснику никогда не позволят его убеждения, ставшие девизом и судьбой.
– Они вытащили… – всхлипнул мальчишка, – и уехали. А потом раздался грохот, и стало совсем темно.
– А до этого темно не было? – уцепился искусник за хлипкую надежду.
– Нет… чуть-чуть было видно…
Значит, сбросили всего на первый уровень. И с одной стороны, это хорошо, сюда попадает свежий воздух. А с другой – несколько десятков локтей без клети им не преодолеть. Хотя и клеть бы не помогла, ее нужно поднимать лебедкой, а ни у кого из них не хватит сил выбраться наверх без веревок и крючьев. Но это не причина сдаваться, до тех пор пока есть силы дышать и думать.
– Кес, а ям поблизости не было?
– Нет, – подумав, уверенно сообщил мальчишка. – Но я туда не пойду… дальше было темно и капала вода.
– Не нужно, – с сожалением отказался от мысли о воде искусник. – Иди лучше ко мне. Развяжешь веревки, пальцы у тебя ловкие.
– А они тут лежат, – испуганно признался Кес.
– Ну ты их ощупывай и пробирайся не спеша, я потерплю. И по пути рассказывай мне, ради чего они всех нас сюда посадили. В налет, что ли, отправились?