…Гога проживал в четырехкомнатной квартире, расположенной в новой шестнадцатиэтажке, стоявшей на окраине Октябрьского парка культуры и отдыха, и в первую ночь «телефонной войны» спал не один. Точнее — совсем не спал, а совершал возвратно-поступательные движения и сосредоточенно сопел, предвкушая скорое завершение своего упоительного секс-труда. Поэтому настойчивый телефонный звонок его совсем не обрадовал. Но увы — особенность бригадирова положения состояла в том, что ему по телефону могли в любое время дня и ночи звякнуть по очень неотложному делу, а потому приходилось держать телефон включенным.
Остановившись на полфрикции, Гога мимоходом бросил взгляд на часы и отметил, что имеет место половина второго ночи. Значит, звонить могут только по делу. Досадливо крякнув, бригадир нажал на клавишу включения и прорычал в трубку:
— Слушаю, бля!
— Срочное сообщение! — тревожно завопил на другом конце противный прокуренный бас. — Ты, Гога, лучше на балкон не выходи. Для тебя так будет безопаснее!
— А ну-ка — брысь отседа! — прогнал Гога сотрудницу по сексу в соседнюю комнату и живо поинтересовался: — Кто? Кто это? И почему это я не должен выходить на балкон?
— Это Валек из Сыктывкара! — жизнерадостно сообщил прокуренный бас. — Помнишь?
— Сык тык… где? — не понял Гога.
— Че — совсем память отшибло? — удивился бас. — Корешей не помнишь?
— Запамятовал, блин… — смущенно признался Гога — в «братвалитете» очень нехорошим тоном считалось забывать хоть единожды общавшегося с тобой по делу кореша. — Валек, Валек… так-так-так… ммм…
— Ну ты даешь! — возмутился бас. — Вместе же на третьей хате парились! Не вспомнил?
— Да не был я сроду в этом Сык тык… ммм… — заоправдывался Гога. — Какая хата?
— Да ладно, это не так важно, — умиротворяюще прогудел бас. — Просто я тебя по старой памяти хочу предупредить: кое-кто из нашей братвы вашей братве маляву погнал… ну, насчет того, что ты на зоне пидаром жил… Ага. А я вот…
— Чего?! — моментально вызверился Гога, стряхнув остатки томности. — Ты чего несешь, дебил?! Какая зона?! Какой Сык тык… тьфу! Ты че гонишь?!
— Да ты успокойся, братуха! — ласково пропел бас. — Понты-то не гони! Ты там перед своими можешь понтярить, а мы-то знаем… Знаем, что тебя в «столыпине» всей камерой педерастили и за щеку вваливали… Ну, подумаешь, в натуре, было так было — чего уж теперь! Теперь-то ты ого-го! Фигура! Просто ты учти это и проведи там среди своих разъяснительную работу — а то нехорошо получится. Пацаны будут кумекать меж себя — ага! Вот, мол, Гога, какой крутой мужик — а пидаром оказался…
— Ууууооохх ты, урррод!!! — яростно выдохнул Гога. — Оооохх ты ж… ты ж. Да я! Да я тебя!!! — Но тут вредный бас положил трубку.
Покипев от возмущения минут пять, бригадир перемотал автоответчик и прослушал разговор сначала. Затем по справочнику проверил номер, высветившийся на определителе, — звонили откуда-то с вокзала, из телефона-автомата. На всякий случай отключив телефон, Гога сурово задумался: кому надо?
Спустя три минуты заверещал пейджер. Метнувшись к столу, Гога прочел на табло: «Ахтунг! Ахтунг! Все пидары — викади на рекистрация!!! Береги попу смолоду! Ахтунг! Ахтунг!..»
Отключив пейджер, Гога воткнул телефон в розетку и тут же позвонил на станцию:
— Это Стадницкий. Что это там мне передают? Кто это там передает?! Отвечать, бля!!! — сорвался на бешенный крик.
— Вам за последние сутки ничего не поступало! — испуганно сообщил сонный голос оператора. — Можете проверить — у нас все в компьютере регистрируется!
— Уроды! — дико крикнул бригадир в трубку. — Поймаю — ррраззорву, бля!!!
Что-то около трех минут Гога размышлял: выходить или не выходить на балкон? Снайпер? А если снайпер — зачем тогда предупредили?
— Пойду! — гордо встряхнул головой бригадир. — Не один ли хер? — и стремительно вышел на балкон, ожидая, что вот-вот грохнет снайперский выстрел. Гога был мужественным человеком, он неоднократно смотрел в лицо опасности и не тешил себя надеждой о благополучной старческой кончине в собственной постели. Он знал, что рано или поздно вражья пуля настигнет его, и поэтому к возможной смерти относился философски, как к непреложному атрибуту своего бытия…
Пролетело несколько томительных минут. Гога покрутил головой, силясь рассмотреть в кронах сосен признаки какой-либо активности. Никто не стрелял — парк был совершенно безлюден. Пожав плечами, бригадир хотел было уже вернуться в комнату, но в этот момент в лесном массиве кто-то натужно прокашлялся и что есть мочи заорал дурным голосом:
— Брят-твааа!!! Брят-твааа!!! Шухер!!! — и стих.