И увидел самолет, летевший на сравнительно небольшой высоте. Вот оно, близкое спасение! Он сорвал шапку и стал ею размахивать. Он ясно видел летевший чуть в стороне гидросамолет, вон и поплавки под ним... Алексей даже начал подпрыгивать, стараясь привлечь к себе внимание. Но гидроплан шел восточнее острова, и, когда скрылся совсем в белесых облаках, Алексей, внезапно обессилев, сел и заплакал. Что же творится, его могли спасти уже не раз, и не увидели... Сколько же терпеть?..
* * *
Обходя очередной раз остров, Алексей наткнулся на следы кровавого пиршества: по гальке раскиданы клочки шерсти, кости. Да это же останки Найды!
Значит, все же медведи. Встреча с ними возможна в любой момент. Первой мыслью было бежать и укрыться в избушке. Но сколько же придется отсиживаться за закрытой дверью? Если появилась опасность, то не лучше ли знать, откуда она грозит.
Медведи в эту пору года не так страшны, как на исходе зимы, когда изголодались. Все светлое время они держатся поближе к лежбищам морского зверя. На острове ни тюленей, ни нерпы, поживиться тут нечем, так что и задерживаться нет резона. Скорее всего медведи (или даже один медведь) случайно забрели сюда, слепая собака сдуру попала в лапы, разделавшись с ней, ушли дальше. Делать тут определенно нечего. И бояться некого.
Алексей на всякий случай огляделся по сторонам, остров просматривается от берега до берега. Укрыться можно только за каменными холмами. Он и их оглядел и даже прислушался - ничего подозрительного.
Но едва Алексей обошел первый холм, он увидел у подножия второго холма растянувшуюся во весь огромный рост под скупым осенним солнышком матерую медведицу. Возле нее беззаботно кувыркались два пушистых пестуна.
Алексей замер. Хорошо, что медведица дремала, а малыши так были увлечены игрой, что не заметили присутствия человека. Но оставаться на месте опасно. А куда бежать? До избушки далеко, медведица сразу догонит. Зато геодезическая вышка близко.
У белых медведей великолепные слух и чутье, но неважное зрение. Алексей побежал к вышке. Тяжело поднялась медведица, недовольно рявкнула, пустилась за ним. В какой-то момент он оглянулся, за спиной уже слышалось глухое дыхание... Алексей сорвал с головы шапку и бросил. Пока медведица схватила шапку, пока обнюхивала ее, он уже был наверху. Медведица встала на задние лапы, задрала вверх морду, с жадностью принюхиваясь, силясь подслеповатыми глазами разглядеть ускользнувшую жертву. Качнула опоры, но они, к счастью, выдержали. А медвежата резвились - боролись, кувыркались, носились друг за другом.
На вышке Алексея донимал пронизывающий ветер. Руки коченели, и он боялся, что долго не продержится. Но всему бывает конец. Медвежатам надоело играть, они, должно быть, проголодались и начали теребить мать. Та через некоторое время нехотя направилась к берегу, у самой воды постояла минуту, потопталась, как бы раздумывая, вошла в воду и поплыла. За ней поплыли медвежата.
Когда медведи скрылись, Алексей еще выждал некоторое время. Как это ни покажется странным, после того как он отогрелся и окончательно пришел в себя, только что пережитый страх его оставил, будто ничего и не было.
* * *
Постоянно общаясь с людьми, мы, особенно горожане, порой устаем от многолюдства. Но далеко не каждый может представить себе ужас полного одиночества. На Большой земле знаешь, что одиночество временно, стоит пройти какое-то расстояние и непременно кого-нибудь повстречаешь. Но даже если и не встретишь человека, то непременно попадется живое существо. Растет трава, шепчутся кусты, шумят деревья, летают птицы, жуки, бабочки и ты уже не одинок.
Совсем не то Арктика. Мне не раз приходилось оказываться в километре или чуть дальше - чуть ближе от затерянного во льдах крохотного поселка дрейфующей станции "Северный полюс". Иной раз тянуло передохнуть после аврала или небольшого похода. Некоторое время побыть одному еще ничего. Но вот начинает давить будто колпаком накрывшая тебя мертвая тишина и понимаешь вдруг, как легко тут затеряться и как ты беспомощно одинок. Оглядываешься по сторонам - безжизненная ледяная пустыня. И тогда охватывает панический ужас одиночества, и ты бежишь к людям. Мы не любим признаваться в своих слабостях. Но все же бывают минуты откровенности. И мне доводилось слышать даже от бывалых полярников, что они испытывали в ледовом краю ужас одиночества.
Так что понять Алексея Башилова можно. Был бы кустик, веточка даже, он, возможно, и не ощутил бы такого ужасного одиночества, лишившись собаки.
С этого дня началось его полное и безнадежное одиночество.
* * *
Если бы кто-то сказал, что на пустынном арктическом острове ни один день не будет похож на другой, Алексей ни за что не поверил бы. Каждый день новый. Словно кто-то нарочно задался целью доказать, что жизнь по самой сути разнолика, неистощима на всякого рода неожиданности.