Испытание

– Пейзаж за окном можно менять по собственному желанию, – сказал Ксенократ и протянул планшет Анастасии. – Попробуйте.

Анастасия взяла планшет и отослала медуз прочь. Потом обнаружила меню. Коснулась экрана. За окном появилась одна рифовая акула, потом другая, и вот уже все окно было заполнено голодными хищниками. Проплывая мимо окна, более крупная тигровая акула посмотрела на людей своими бездушными глазками.

– Вот. Более точная картина той ситуации, в которой мы находимся, – сказала Анастасия.

Верховного Жнеца Ксенократа эта фраза не развеселила.

– Никто не обвинит вас в избытке оптимизма, мисс Терранова, – произнес он, использовав старое имя Анастасии, чтобы хорошенько уколоть ее.

Наконец, он отвернулся от окна с акулами.

– Завтра мы увидимся на расследовании, – сказал он. – А пока я организовал для вас тур по городу, ну а вечером – лучшие места в театре. Будет, как я полагаю, «Аида».

И, хотя ни Мари, ни Анастасия не были в настроении ни для одного, ни для другого, отклонить приглашение они не смогли.

– Наверное, отвлечься на день нам действительно необходимо, – сказала Мари и, взяв планшет из рук Анастасии, отослала прочь морских хищников.

Оставив Жнецов Анастасию и Кюри, его сверхпревосходительство Верховный Жнец Ксенократ принялся осматривать подвластные ему просторы из стеклянного куба комнаты пентхауса, расположенного на самом верху Северо-мериканской башни, которую в его распоряжение предоставили после назначения на эту должность. Это была одна из семи подобных резиденций, и все семь башен стояли вдоль берега лагуны, центрального «глаза» Стои.

Ксенократ наблюдал, как прибывали и отчаливали роскошные субмарины, как носились по лагуне водные такси, а также развлекательные яхты и катера. Какой-то приезжий жнец пытался, не сняв мантии, покататься на реактивной водной доске, что было не лучшей затеей – мантия сработала как парус, жнеца снесло с доски, и он оказался в воде. Идиот. Идиоты – настоящее проклятье сообщества жнецов. Они могли быть наделены высокой мудростью, но рассудка и здравого смысла им явно не хватало.

Солнечные лучи били сквозь стеклянный потолок, и Ксенократу пришлось вызвать слугу, чтобы тот еще раз попытался наладить шторы, способные по желанию хозяина комнаты увеличивать, либо уменьшать потоки солнечного света. Вызов ремонтника был делом почти невозможным – даже для Верховного Жнеца.

– Это у нас только недавно так, – недовольно пробурчал слуга. – До того, как вы приехали, все работало нормально.

Как будто сам Ксенократ был виновен в том, что шторы сломались.

Ксенократ унаследовал этого слугу от Жнеца Хемингуэя. Только жнецы из окружения бывшего Верховного Жнеца должны были покончить с собой, остальной же штат освобождался от этой необходимости. Это обеспечивало некую преемственность, хотя Ксенократ и решил для себя, что со временем заменит весь старый персонал на новый, чтобы никто из слуг не сравнивал его с их прежним хозяином.

– Более чем странно то, что крыша моей резиденции сделана из стекла, – уже не в первый раз пожаловался Ксенократ. – В мои покои может заглянуть любой, пролетающий мимо на самолете или реактивном ранце.

– Да, но не кажется ли вам прекрасным хрустальный облик вашей башни?

Ксенократ с сомнением в голосе хмыкнул:

– Разве форма не вторична по отношению к функции?

– Не в сообществе жнецов, – отрубил слуга.

Итак, Ксенократ достиг сияющей вершины мира. Кульминации всех своих желаний. Но уже сейчас он задумался о следующей ступени, о новой вершине. Когда-нибудь он станет Верховным Лезвием. Даже если для этого придется подождать, пока все его новые коллеги не покончат с собой.

Но даже теперь, в этой новой высокой должности, Ксенократ был вынужден пережить чувство унижения. Из самого могущественного жнеца Мидмерики он превратился в самого младшего члена Всемирного Совета. И хотя все остальные его члены одобрили вхождение Ксенократа в их состав, это не означало того, что они собирались относиться к нему как к равному. Даже на этой заоблачной высоте нужно было платить по счетам, завоевывать уважение.

Например, перед самым утверждением, через день после того как Жнец Хемингуэй и его помощники-жнецы подвергли себя жатве, Верховное Лезвие Жнец Кало позволила себе ткнуть Ксенократа носом перед всеми остальными Верховными Жнецами.

– Такое количество ткани слишком обременительно, – сказала она, кивая на его монументальную мантию. – Особенно в наших жарких широтах.

И добавила с ехидной усмешкой:

– Вам следовало бы избавиться от излишков.

Конечно, она имела в виду не саму ткань, а то, что Ксенократу, чтобы прикрыть свои непомерные объемы, приходится тратить ее слишком много. Он покраснел как свекла, и, заметив это, Верховное Лезвие засмеялась:

– О, Ксенократ! Вы – истинный херувим!