Если обычных граждан брат Маклауд приветствует со всем возможным теплом и добросердечием, то жнецам в этом отказано – особенно после того, как жнец сломал ему руку.
– Что вам угодно? – спросил брат Маклауд.
– Я ищу Грейсона Толливера.
– Мне очень жаль, но здесь нет никого, кто носил бы это имя.
Сервантес взохнул и сказал:
– Поклянитесь Великим Резонансом.
Брат Маклауд помрачнел.
– Я не обязан делать ничего из того, что вы предлагаете.
– Итак, – сказал Жнец Сервантес. – Ваш отказ поклясться говорит о том, что вы лжете. Значит, перед нами проблема выбора. Вариант первый: я долго и тщательно ищу Грейсона Толливера и, в конце концов, нахожу. Вариант второй: вы сразу приводите его ко мне. Но в первом случае я, разозлившись, могу ненароком подвергнуть жатве нескольких тоновиков. Второй вариант предпочтительнее для всех заинтересованных сторон.
Брат Маклауд колебался. Тоновики не большие мастера самостоятельно принимать решения. Я пришло к выводу, что в этом и состоит главная выгода от того образа жизни, который они выбирают: если все решения принимаются за тебя, то – никакого стресса!
– Я жду, – сказал Сервантес. – Тик-так!
– Брат Толливер нашел здесь религиозное убежище, – наконец сказал брат Маклауд, – и вы не имеете права подвергнуть его жатве.
Сервантес вновь вздохнул.
– Нет, – сказал он, поправляя Маклауда. – Я не имею права изымать его из монастыря. Но, поскольку у него нет иммунитета, я имею полное право подвергнуть его жатве, если на то будет моя воля.
– А она именно такова? – спросил брат Маклауд.
– Это не ваше дело, – ответил Жнец Сервантес. – А теперь отведите меня к брату Толливеру, или я скажу вашему викарию, что вы выдали мне тайные гармонии своей секты.
Эта угроза вызвала у брата Маклауда ужас, но и ярость одновременно. Он поспешил прочь и вернулся с викарием Мендозой, который принялся угрожать Сервантесу; тот же за словом в карман не полез, и, когда стало ясно, что от жнеца братьям не отвязаться, викарий Мендоза сказал:
– Я спрошу его, хочет ли он принять вас. Если да, я вас провожу. Если нет, мы станем защищать его даже ценой собственной жизни.
Викарий ушел и через пару минут вернулся.
– Следуйте за мной, – сказал он.
Грейсон Толливер ждал жнеца в меньшей из двух часовен, находящихся на территории монастыря. Это была часовня для личных раздумий, и здесь же стоял небольшой камертон и лохань с грязной водой у алтаря.
– Мы будем за дверями, брат Толливер, – сказал викарий. – Если понадобимся, зови.
– Хорошо, – ответил Толливер, – нужно будет, позову.
Казалось, он хотел поскорее покончить с этим.
Викарий и брат Маклауд вышли, закрыв дверь. Я осторожно повернуло камеру, расположенную в глубине часовни, стараясь, чтобы металлическое жужжание не помешало встрече.
Сервантес приблизился к Грейсону, который стоял на коленях во втором ряду скамей, установленных в часовне. Юноша даже не посмотрел на жнеца. Телу, голове и коже он вернул обычное их состояние, а черные волосы сбрил, и теперь у него на голове топорщился аккуратный ежик естественного цвета.
– Если вы явились, чтобы подвергнуть меня жатве, делайте это побыстрее, – сказал он. – И чтобы поменьше крови, а то кому-то придется убирать.
– Вам так не терпится покинуть этот мир? – спросил Сервантес.
Грейсон не ответил, тогда Сервантес представился и сел рядом с юношей, не говоря пока о цели своего визита. Наверное, хотел понять, достоин ли Грейсон Толливер его внимания.
– Я сделал кое-какие запросы на ваш счет, – сказал Сервантес.
– И что, нашли что-нибудь интересное?
– Да, – покачал головой жнец. – Оказывается, Грейсона Толливера не существует. Я знаю, что настоящее ваше имя Слейд Мост и вы спихнули с моста целый автобус.
Грейсон рассмеялся:
– Вы нашли историю моего темного прошлого?
Он не хотел разуверять Сервантеса ни в чем.
– Вам повезло.
– Я знаю, – продолжил Сервантес, – что вы каким-то образом были вовлечены в заговор против Жнецов Анастасии и Кюри, и Жнец Константин готов все здесь перевернуть с ног на голову, чтобы найти вас.
Грейсон повернулся к Сервантесу.
– Так вы работаете на него? – спросил он.
– Я ни на кого не работаю, – отозвался Сервантес. – Я работаю на человечество и во имя человечества, как и все жнецы.
Он перевел взгляд на серебряный камертон, торчащий из алтаря. Потом продолжил:
– У меня дома, в Барселоне, тоновики доставляют людям гораздо больше неприятностей, чем здесь. Нападают на жнецов, из-за чего, защищаясь, жнецы вынуждены подвергать их жатве. Я перевыполнял свою квоту за счет тоновиков, которых я совсем не хотел убивать, но они лишили меня возможности выбора. Это была одна из причин, по которым я переехал в Мидмерику, хотя иногда я начинаю сожалеть об этом.
– Так зачем вы пришли сюда, ваша честь? – спросил Грейсон. – Ради того, чтобы лишить меня жизни? Вы могли бы это сделать уже давно.
– Я пришел по просьбе Жнеца Анастасии.
Поначалу мне показалось, что Грейсон обрадовался, но потом радость сменилась горечью. Как же много бед выпало на его долю! И я совсем не этого хотело.
– Она слишком занята, чтобы самой меня проведать? – спросил он.