Роуэн находил это забавным. Годдард не мог пойти на самые крутые меры потому, что воспоминания Роуэна, содержащиеся в глубинной памяти «Гипероблака», не обновлялись с тех пор, как он вышел из зоны действия сети. То есть, если бы Годдард повредил Роуэну мозг, последние воспоминания были бы о том, как его захватил Жнец Брамс. Память обо всех мучениях, что он претерпел от рук Годдарда, была бы начисто стерта. А нет воспоминаний – нет и мучений!
Глядя на Рэнд, Роуэн пытался понять, какие страдания пришлось вынести ей. Конечно, Годдард не был с ней так жесток, как с Роуэном, но тем не менее в ее глазах иногда сквозила печаль. Боль. Желание. Тигр давно умер, но он все еще был с ней.
– Сначала в смерти Тигра я винил Годдарда, – сказал Роуэн спокойно. – Но это был твой выбор, а вовсе не Годдарда.
– Ты напал на нас, – отозвалась Рэнд. – Сломал мне позвоночник. Из той горящей часовни я вынуждена была выползать на руках.
– То есть так ты мне отплатила, – произнес Роуэн, с трудом подавляя гнев. – Я понимаю. Но тебе ведь его не хватает, верно? Не хватает Тигра.
Это был не вопрос, а скорее наблюдение.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Да, я прав, – сказал Роуэн, глубже забивая занозу в душу Рэнд. – Ты, по крайней мере, хоть наделила иммунитетом его семью?
– Не было необходимости. Родители оставили его задолго до совершеннолетия. Когда я его нашла, он жил один.
– Но ты хоть сообщила им, что он умер?
– А зачем? – ответила Рэнд, и он почувствовал, что она начинает защищаться. – И какое мне, вообще, до этого дело?
Роуэн понимал, что загнал Рэнд в угол, и мог бы позлорадствовать. Но он не стал этого делать – как и в поединке по системе «Бокатор», над прижатым к полу соперником злорадствовать не принято. Положено просто предложить ему сдаться.
– Ужасно, наверное, смотреть на Годдарда и понимать, что он – не тот, кого любишь! – сказал он.
Лицо Рэнд словно заледенело.
– Охранники отвезут тебя, – сказала она. – И если ты еще раз попробуешь забраться мне в душу, не Годдард, а я выбью из тебя мозги.
До окончания всей серии поединков Роуэн умирал еще шесть раз, но ни разу не позволил Годдарду выиграть. Не то чтобы Годдард был совсем безнадежен, но между его телом и головой все еще не возникла достаточно тесная связь, и Роуэн этим умело пользовался.
– Тебе предстоит испытать самое страшное мучение, – сказал Роуэну Годдард, когда тот в последний раз очнулся после процедуры восстановления. – Тебя подвергнут жатве перед Советом Верховных Жнецов, и ты исчезнешь навеки. Ты не останешься даже сноской на страницах истории. Тебя просто сотрут – как будто ты никогда и не жил.
– Думаю, мысль моя покажется сущим кошмаром, – ответил Роуэн, – но я никогда не испытывал неодолимого желания сделать свою жизнь центром существования Вселенной. Я вполне готов и исчезнуть.
Годдард посмотрел на него с нескрываемой ненавистью, которая вдруг на мгновение сменилась сожалением.
– Ты мог бы прославиться как величайший из жнецов, – сказал он. – Бок о бок мы упрочили бы наше присутствие в мире.
Он покачал головой и закончил:
– Нет более печального зрелища, чем зрелище утраченных возможностей.
Роуэн, конечно же, утратил множество разнообразных возможностей, но что было совершено, того не изменить. Он сделал свой выбор и жил сообразно с ним. «Гипероблако» дало ему тридцать девять процентов вероятности того, что он изменит этот мир, а потому его шансы были не так уж и плохи. Сейчас его должны отвезти в Стою, и, если Годдард успешно пройдет через расследование, Роуэн закончит там свои дни.
Но в Стое будет и Ситра.
Если надеяться Роуэну уже не на что, он будет хотя бы думать, что, может быть, увидит ее перед тем, как глаза его закроются навеки.
Глава 38
Три важные встречи
Первый разговор был сугубо частным, и у меня не было доступа к детальной информации. Все, что я могу – это высказать основанные на косвенных данных предположения относительно содержания встречи. Произошла она в Сан-Антонио, в Техасе, в жилом доме о шестидесяти трех этажах, на самом верху которого располагается пентхаус, принадлежащий Жнецу Эйн Рэнд.