— Вы?! — удивился и он такой неожиданной встрече, и это было последнее, чему он смог удивиться, потому как уже в следующую секунду, только еще собираясь сделать шаг вперед, был веревочной петлей, стягивающей горло, вытащен за порог, повален на пол и брошен приходить в себя в коридоре. Когда же, очнувшись через какое-то время, он снова заглянул в комнату с прикованной к кровати актрисой, там, естественно, никого уже не было. Никого и ничего… Кроме странной картины маслом, украшающей всю противоположную стену этой крохотной конуры с габаритами совмещенного санузла, которым она, впрочем и оказалась, только без ванной. Унитаз же был расписан под стену, поэтому он сразу его и не заметил. Впрочем, картиной назвать эту мазню по штукатурке назвать было трудно, как и отказать в стараниях художнику, но что-то узнаваемое в ней все же просматривалось. Размазанный по стене лик слезливого скомороха в бледно-зеленом балахоне кручинился чему-то на черном полу, являющемуся как бы продолжением реального. Опершись за спиной руками о пол и поджав к себе ножки в белых гольфиках и черных идиотских, с квадратными мысами, туфлях, несчастный лил слезы над той, которая весело расположилась прямо над ним почти в таком же, только в синем балахоне, почти сливающемся с фоном. Глову смеющейся, темное лицо которой было так же обозначено лишь штрихами, как и того, над кем она потешалась, украшал великолепный колпак с бубенчиком, а вытянутая вперед грациозная кисть руки расположилась прямо над шикарным белым воротником страдальца, собранным из множества рюшек, кружевным веером окружающих его тонкую шею. Такие же кружева украшали и рукава этих странных персонажей без лиц, с кисти одного из которых на голову и воротник другого тонкой струйкой стекала кровь. Впрочем, кровь, как успел разглядеть ошарашенный Погорел, стекала и со второй ее кисти, заляпав красным уже прилично вокруг расположившегося на полу. Веревочная, слегка перекрученная лестница была изображена слева, дающая понять, что весь этот кошмар творится в цирке. Такая же, но только уже в реале, веревочная конструкция свисала и в комнате, как бы продолжая действие сюжета из штукатурного зазеркалья и в эту жизнь. Кто-то в этом доме явно не дружил с головой. И этот «кто-то» очень хотел свести с ума и всех остальных. Был и еще один, не менее странный персонаж на картине, все в том же колпаке шута со стенки скалилась вполне узнаваемая, как бы коряво и не была она намалевана, физиономия… хозяина дома. Всякому умному человеку дающая понять, кто, собственно, всем этим цирком и заправляет. Или специально уводя в сторону от истинного кукловода. Этого Погорел еще не решил, но уже одно то, что ему показали две эти странные комнаты, говорило о том, что с ним все еще продолжали забавляться, причем даже этого уже не скрывая.
Входить внутрь непрошеный гость не стал, остерегаясь быть запертым на ключ, вместо этого он прошелся по всем остальным комнатам в этом мрачном коридоре, в двери каждой из которых торчал золотой ключик, заглянув в каждую, но ничего интересного больше т в них не заметил. Это были самые обычные комнаты для гостей с дешевыми репродукциями, которых, судя по их количеству, в этом доме в более успешные времена бывало прилично. Ключика не было лишь в той, возле которой он очнулся. Его снова, как не так давно и на той крыше, где он лежал с винтовкой, оставили в живых. И всего лишь для того, чтобы свести с ума окончательно, в чем он даже уже и не сомневался.
Хозяина же странной комнатки Погорел нашел во дворе, дремлющего в кресле-качалке на солнышке. Босой, в красных гусарских штанах и рваной тельняшке, Владлен Ильич принимал солнечные ванны. Не хватало лишь маузера в деревянной кобуре через плечо для полного сходства с одним киношным героем, но, похоже, что он к этому и не стремился, его и так все устраивало. Про комнаты спрашивать не стал, зная, что тот все равно правды не скажет, повертит лишь пальцем у виска.
— Весело у вас тут, — заметил, подойдя, непрошеный гость.
— Обхохочешься, — ответил дремлющий, не открывая глаз. — Окажешься последним в этом веселье и считай, что жизнь удалась.
— Уж постараюсь, — сухо кивнул Погорел и спросил про бинты.
— Сучка сама сняла старые? — удивился Босяткин. — Можешь не отвечать, знаю, что сама, не занесла бы заразы в свою бестолковую голову. Личико не показала? Понятно… С головкой у бедняжки и в самом деле очень плохо, зато с конспирацией все в полном порядке. Выдает себя за американку и самое поразительное, что сама же в это и верит. Алик умеет дурить мозги, особенно безмозглым дурам, извиняюсь, актрисам…
— Это не так?