– Я шла к тебе! А он заступил мне дорогу! Потом полез целоваться… Я уворачивалась… А он разорвал на мне платье! Если бы не ты…
– Я убью его! – хмуро заявил мальчишка.
Я подошел и сел рядом с ними. Дети замолчали.
– Закурить дай, – хрипло выдавил я, обратившись к своему двойнику.
– Не курю, – буркнул тот.
– Не ври. Знаю, что куришь. Возьми вон там, в дупле. Ты сам положил туда пачку.
Мальчишка покосился на меня, затем, сопя, вытащил из дупла требуемое. Мы с ним достали из пачки по сигарете и с наслаждением закурили. Ингрид протянула руку.
– И мне дайте.
Мой двойник стукнул ее по ладошке и произнес со взрослыми нотками в голосе:
– Не лезь, девчонка!
Ингрид не стала спорить. Я и мой двойник курили молча, пока не догорели сигареты. После этого мы одновременно затоптали окурки.
– Это твоя последняя сигарета, понял? – обратился я к мальчишке.
Тот промолчал. Я взял у него из рук пачку, смял ее и, размахнувшись, бросил вниз.
– Вот так. А теперь идите домой, вон по той тропке, ближе к обрыву – местные там не ходят, боятся летающих русалок, так что никто вам там не встретится.
– А если там будет этот?.. – испуганным голосом прошептала Ингрид.
– Он больше вас не тронет. Никогда. – Отрезал я.
Мальчик и девочка переглянулись.
– Ну, чего ждете? Дуйте по домам!
Те поднялись и стояли, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.
– Вы кто? – задал мне мальчишка мучивший его вопрос.
Я взъерошил своему двойнику волосы. Так странно было прикасаться к себе самому…
– Уходите и забудьте обо всем, – приказал я, избегая ответа. – Вас здесь не было. И в парке – тоже не было, ясно?..
Дети послушно закивали.
– Там, в парке, ваш обидчик шмякнулся головой об камень, – продолжал я. – Насмерть. Запомните: вас там не было, ясно?
Те ещё интенсивнее закивали.
– И меня вы никогда не видели.
Мальчик и девочка переглянулись, кивнули и двинулись по тропинке. Я опустился на бревно, прислонился спиной к дубу.
Вот и всё. Некуда спешить. Исправленное мной прошлое теперь пойдет здесь по-другому варианту, не так, как случилось после той страшной ночи. Теперь я вспомнил все, позабытое прежде…
…Я очнулся в темноте парка. Страшно болело в груди, я не мог вдохнуть, не мог пошевелиться. Немного поодаль лежало неподвижное тело Ингрид, навзничь, белея наготой. Два силуэта склонились над ней. Послышались их сдавленные голоса:
– Я же говорю, па, мы с ней немного позабавились, а потом она споткнулась и об камень… Насмерть.
– Насмерть – твоя работа? – прорычал Петерсен-старший.
– Па, это не я! Ну, то есть… Я не виноват! Она сама хотела!…
–Ясно. А пацан?
– Пацан это… Ну, нарывался, так я его того… ножичком…
– Идиот!..
–Па, что мне теперь делать?..
– Бери пацана и иди за мной…
Ричи взвалил меня на плечо, Петерсен-старший проделал то же с телом Ингрид. Они куда-то понесли нас, и я опять потерял сознание. Пришёл в себя я от удара об землю – Ричи сбросил меня с плеч. Помню, я застонал, этим напугав его.
– Па, он, кажется, живой!
– Заткнись! Сейчас будут мертвы оба…
Помню, я мысленно распрощался с жизнью и опять потерял сознание…
…Сквозь ветки дуба надо мной сияло ясное небо. Я лежал прямо на траве, смотрел в небо и не понимал, почему я здесь лежу. Потом поднялся, огляделся. Одежда на мне была мокрой, изодранной и окровавленной. Я что – подрался с кем-то? Так ничего и не поняв, я направился домой через парк.
Подходя к липе, я издали увидел несколько человек полицейских. Помню, у меня отчего-то сильно застучало сердце в груди. Что здесь происходит? Что они здесь ищут?..
Полицейские молча расступились, почему-то никто из них не препятствовал мне. Я прошёл мимо них к чьей-то скрипке – она валялась в траве, отдельно от футляра. Я наклонился и взял инструмент в руки. Скрипка представляла собой жалкое зрелище: струны её были безжалостно порваны, на грифе виднелись следы крови и чьих-то пальцев.
Подняв взгляд, я увидел прямо перед собой полицейского. Я знал его: это был отец Ричи Петерсена, парня постарше, который лупил меня при каждом удобном случае. Петерсен-старший неподвижно стоял напротив, и в его глазах отчего-то плескался суеверный страх и ужас, словно бы он увидел перед собой привидение.
Почему?.. Что здесь случилось?.. Ничего не понимая, я переводил взгляд с одного полицейского на другого. У Петерсена-старшего в руках вдруг оказался прозрачный пакет, в котором лежал чей-то окровавленный перочинный нож. Он принялся тыкать этим пакетом в меня, при этом его рот беззвучно открывался. По артикуляции его рта я понял, что он кричит: это ты, это всё ты, это твой нож, твоя работа!
Кто-то из полицейских забрал пакет у него из рук. Кажется, меня все о чем-то спрашивали. Я поворачивался вокруг и видел беззвучно раскрывающиеся рты. Я ничего не понимал и ничего не мог ответить. А потом всё вокруг исчезло в белой пелене…