Исповедник

– Спокойно, Ахилл. Меньше всего святой отец хотел бы уже в начале своего папства пугать общественность опасностью столь громкого убийства.

– Можете быть уверены, что охота на этого человека будет вестись так незаметно, как если бы ею руководили вы сами.

Касагранде наклонил голову в знак признательности за прозвучавший из уст протеже комплимент и почти незаметным движением руки привлек внимание официантки. Как раз в этот момент портье, встречавшая генерала у входа, вышла на середину зала с микрофоном в руке. Опустив голову и закрыв глаза, женщина прочитала короткую молитву. Вслед за этим официантки собрались вокруг статуи Мадонны и, взявшись за руки, запели «Непорочную Марию». Вскоре к ним присоединились все посетители. Даже Бартолетти и тот пел во весь голос.

Через минуту музыка смолкла, и кардиналы и епископы вернулись к своим разговорам, немного разгоряченные как возвышающим душу гимном, так и добрым вином. Подали счет. Касагранде ловко перехватил его, опередив своего гостя. Бартолетти ограничился слабым протестом.

– Извините, генерал, но если мне не изменяет память, в этом месяце моя очередь.

– Возможно, Ахилл. Не стану спорить. Но наш сегодняшний разговор оказался особенно плодотворным, так что пусть за обед заплатит святой отец.

– Благодарю его святейшество. – Бартолетти взял лежавшую на столе фотографию наемного убийцы. – Уверяю вас, если этот человек появится в радиусе сотни миль от папы, мы его арестуем.

Касагранде задумчиво посмотрел на гостя.

– Вообще-то, Ахилл, я бы предпочел, чтобы его не арестовывали.

Несколько озадаченный таким пожеланием, Бартолетти нахмурился.

– Простите, генерал, я что-то не понимаю. Что я должен сделать?

Касагранде подался вперед, к самому пламени свечи.

– Будет лучше – для всех заинтересованных лиц, – если он просто-напросто исчезнет.

Ахилл Бартолетти опустил фотографию в карман.

12 Вена

Меры безопасности в отношении организации под несколько туманным названием «Военные претензии и расследования» были ужесточены еще задолго до войны на оккупированных территориях. Размещалась эта организация в бывшем жилом доме в старом еврейском квартале Вены; входная дверь не несла на себе никаких табличек и была надежно укреплена, а выходившие на заброшенный внутренний дворик окна имели пуленепробиваемые стекла. Исполнительный директор организации, Эли Лавон, не был параноиком, но отличался предусмотрительностью и осторожностью. В прошлом он помог выследить с полдюжины бывших охранников, служивших в концлагерях, и одного крупного нацистского чиновника, уютно устроившегося в Аргентине. Наградой за эти усилия стал неослабевающий поток угроз.

То, что Лавон был евреем, не требовало объяснений. На его израильское происхождение указывало непохожее на немецкое имя. А вот о том, что он некоторое время работал на израильские спецслужбы, знали лишь с десяток человек в Тель-Авиве, большинство из которых давно ушли в отставку, и никто в Вене. В период проведения операции «Гнев Божий» Лавон был айином – охотником. Он выслеживал членов «Черного сентября», изучал их привычки и изобретал способы их устранения.

В обычных обстоятельствах офис «Военных претензий и расследований» открывал свои двери только перед теми, кому было предварительно назначено и кто прошел тщательную негласную проверку. На Габриеля эти формальности не распространялись, и его сразу провели в кабинет Лавона.

Если принимать во внимание пропорции и обстановку, это была классическая венская комната: высокий потолок, полированный деревянный пол, книжные полки, прогибающиеся под тяжестью бесчисленных фолиантов и папок. Опустившись на колени, Лавон рассматривал разложенные на полу старые документы. Археолог по образованию, он, прежде чем полностью отдаться своей нынешней работе, посвятил несколько лет раскопкам на Западном берегу. Сейчас Лавон с удивлением и изумлением, словно перед ним был осколок керамики пятитысячелетней давности, рассматривал потрепанный клочок бумаги.

Когда Габриель вошел в комнату, Лавон поднял голову и приветствовал его озорной улыбкой. Лавон никогда не заботился о том, как выглядит; вот и сейчас на нем, похоже, было то, что оказалось под рукой, когда он скатился утром с постели: серые вельветовые брюки и коричневый свитер с потертыми на локтях рукавами. Взлохмаченные седые волосы придавали ему вид человека, всю ночь мчавшегося куда-то в открытом автомобиле. У Лавона не было собственного автомобиля, и он никогда не делал ничего в спешке. Несмотря на озабоченность проблемами безопасности, он ездил по Вене на трамвае. Общественный транспорт не вызывал у него никакого беспокойства. Как и те, за кем он охотился, Лавон в совершенстве освоил искусство передвигаться по улицам города незамеченным.

– Дай-ка угадаю, – сказал он, бросая сигарету в кофейную чашку и тяжело, как страдающий от хронических болей старик, поднимаясь на ноги. – Шамрон поручил тебе расследовать смерть Бени. И раз уж ты здесь, то, значит, нашел что-то интересное.

– Примерно так.

– Тогда садись и обо всем мне расскажи.