Исповеди на лестничной площадке (СИ)

Её внешнее спокойствие, мягкость, и красота привлекали вполне порядочных мужчин, и не прошло и года, как она снова была замужем. В этот раз она родила не сразу и разница между сыновьями оказалась пять лет. Оба мальчика были красивы и похожи друг на друга как родные братья. В какой-то момент, заблудившись во времени, я их путала: чужие дети быстро растут.

Второй муж, Юра был тихий очкарик, математик, компьютерщик, они вместе часто гуляли, держась за руки, особенно часто, когда она забеременела, и выглядели нежной, любящей парой. На лице Виктории читалось умиротворение, и казалось, что Вика остановилась в поисках женского счастья. Нашла его. Возможно, на первый момент так оно и было, и они до сих пор состояли бы в браке, но неожиданно у Юры стала развиваться частичная парализация ног от когда-то перенесенной травмы. Медленно, но верно он превращался в инвалида. И Витка загуляла с горя, стала выпивать, а после пьянки, если удавалось, ложиться в постель с другими. Юрий посмотрел, посмотрел на это и ушел к родителям, оставил жену с сыном, не захотел жить наблюдателем за любовными утехами жены, в которых сам принимать участия не мог. А может быть, Вика сама предложила ему уйти, не знаю. Некоторое время было тихо. Наступила непродолжительная пересменка в Викториных мужчинах.

Две женщины растили двух мальчиков, и в нашем подъезде в очередной раз нарушился баланс взрослых мужчин и женщин. Но ненадолго. Для Вики мужчин в этом мире хватало. Лица третьего мужа я и запомнить не успела, мелькнул и пропал, а потом ещё являлись возлюбленные. Павел нарисовался, когда и младший Викин ходил в школу. Павел был зрелый человек, ушедший из семьи ради Вики. Любил выпить, и пьяный жалел брошенную жену и двух детей, материл последними словами Викторию, из-за которой, как он считал, он столь низко пал, оказался подлецом, презираемым собственными детьми, но не уходил от молодой красивой любовницы.

Может быть, Вика его так приворожила, что он не мог от неё оторваться, или жена, оскорбленная изменой, обратно не принимала, не знаю, но Павел оставался с Викой. Шофер по профессии, он гулял в свои выходные дни, но иногда уходил в долгий запой, и тогда бросал работу. Вику заставлял пить вместе с ним, и она быстро пристрастилась к водке.

Надежда-сыроежка жаловалась мне, рассказывала, что Павел (он фигурировал в её речи исключительно, как «он») напившись и напоив жену, кричал:

– Я погублю тебя, ты сдохнешь от водки!

Работала Вика в центральной поликлинике в регистратуре, по утрам у неё трещала голова с похмелья, и она подолгу копошилась, выискивая карточки больных, но её терпели, зарплата была маленькая, заменить Вику можно было лишь какой-нибудь старушкой, а они тоже не резво крутились.

За разводами и поисками новых мужей и любовников быстро летело время, сыновья Виктории, внуки Надежды, росли, старший заканчивал школу, собирался в армию. Второй сын проявлял большие способности к математике, доставшиеся ему от отца. Собирая по крохам со своей пенсии, Надежда умудрилась накопить достаточную сумму, чтобы купить внуку ноутбук, и горделиво мне об этом рассказывала:

– Он мне сказал: «бабушка, если бы ты только знала, как мне нужен компьютер, и не для игр, для дела». И что мне оставалось? Только собирать по копейке.

Совместная жизнь с Павлом давно перешагнула сроки, которые Вика проводила с предыдущими своими мужчинами. Год шел за годом, а они были вместе, и Павел становился грузнее телом и свирепее характером.

Сыроежку он невзлюбил, выгонял из дому посреди ночи, и Надежда длинными зимними ночами бегала под окнами дома нашего в сапогах на босые ноги, не успевала надеть колготки. Тихо плакала от холода, обиды и сознания собственной беспомощности.

– Соседи всё знают, соврать не дадут, – заключила она свой рассказ. Мы стояли всё на той же промежуточной между этажами площадке у мусоропровода. Надя заново страдала, жалуясь на бесчеловечное отношение зятя, который был никто, и звали его «он», и прописан он не был, а выгонял Надежду из её квартиры. В страдании своем она забыла опрокинуть ящик мусоропровода, оставила его раскрытым и ушла.

Я медленно закрыла крышку и, прислушиваясь к шуму падающих по трубе отходов, вспоминала сказанное ею давно, когда дочка ещё была школьницей: Вику я родила для себя.

Бегающей под окнами я её не встречала, спала, так как это происходило ночью, но сидящей на ступенях и боящейся идти домой, пока незаконного зятя не смотрит алкоголь и он не уснет, видела часто.

Однажды солнечным зимним днем я увидела её сидящей на ступенях. Потеряла ключи от дома и не могла войти. Сидела, подперев рукой голову, несчастная такая, казалось, что безответная, собравшая в одну жизнь все горести мира.