Исповедь царя Бориса

— Здорово! — Петров с удовольствием налил в стаканчик бордовую жидкость. — Надо будет взять на вооружение. Давайте выпьем за наше творчество, творчество всех людей и даже за мэтра — Эдгара Ивановича Мыльникова. Благодаря ему, мы все сегодня здесь встретились, он на этот фестиваль нас подтянул, пригласил, судил.

Все молча выпили. Садиться никто не стал. Мыльников, Петров и Лидин были в белых брюках и не хотели пачкать их о траву. Галина не боялась за свои шорты, сделанные путём обрезания старых джинсов, а Денис за три дня успел посидеть не только на траве, его брюкам бояться уже было нечего, но компания есть компания, так что все закусывали стоя.

— Хоть я и съел кусочек торта, но так на яйца смотрю… — сказал Петров, облизывая шоколадный крем с пальцев. — Галочка с таким аппетитом яичко съела. Так они меня влекут.

— Ну, так надо поддаться искушению, — ответил Лидин, хрустя огурчиком. — Чтобы потом не было мучительно больно за упущенную возможность.

— Люблю я это дело, — очищая пёструю скорлупу, причмокнул Петров. — Перепелиные, крупные…

— Это разве перепелиные? — удивился Мыльников и тоже потянулся за яйцом.

— Крупные, — подтвердил Петров.

— Серьёзно? — всё ещё не верил Мыльников.

— Нет, это мелкие страусиные, — хихикнула Галина, и Минаев с Лидиным рассмеялись вслед за ней.

— Вот и провели мэтра, — присоединился к их веселью Петров.

— Хорошо хоть не крокодильи, — сказал Денис.

— А почему? — спросила Галина. — Я бы попробовала.

— У нас в столовой когда-то давали перепелиные яйца, — улыбнулся, наконец, и Мыльников. — Никто не брал, все отодвигали тарелки.

— А, между прочим, я читал в газете, — сказал Минаев, тоже начав очищать яйцо, — что у перепелиных яиц каких-либо супердиетических и каких-то ещё свойств нет, это то же самое куриное яйцо, только от другой птицы. Вот и всё.

— Да, я тоже это слышал, — подтвердил Лидин.

— Галочка, а что это за яйца? — спросил Петров. — Случайно, не домашние?

— Конечно, домашние, — усмехнулся Лидин. — Не дикие же!

— У меня знакомые держат кур, — пояснил Петров. — У них свой дом в деревне. Так вот они нам периодически десяток-другой яиц подбрасывают.

— Ну и? — повернулась к нему Галина.

— Яркий желток, — показал ей надкусанное яйцо Петров. — Яркий. Видите, у этих яиц такой же розовый желток, как и у тех, домашних, что мне привозят.

— В магазине тоже часто продают яйца домашних кур, — пожала плечами Галина.

— В газетах пишут, что в корм курам добавляют какую-то химию, чтобы был такой яркий цвет, — сказал Мыльников.

— А я слышала, что цвет желтка ни о чём не говорит, — хмыкнула Галина, — что это зависит от окраса кур.

— У меня мама живёт в деревне, — сказал Денис. — Никаких там, само собой, химических подкормок не делает. И вот что я заметил. Летом, если курочка на траве пасётся, у её яиц насыщенный желток. И не по цвету курицы, как вы говорите, Галина. По цвету только скорлупа. У белой курицы — белые яйца, у пёстрой — пёстрые.

— А, не важно! — взмахнул рукой Петров. — Мужчинам нужен только белок.

— Точно, — подтвердил Лидин. — Желток у мужчин повышает холестерин в крови, а у женщин — нет.

То ли вино было крепкое, то ли жара и пережитое волнение сделали своё дело, но все как-то вдруг немного опьянели, даже Петров, пивший только тёплый, слегка забродивший компот.

— Как же тут красиво! — оглядываясь вокруг, воскликнула Галина. — Пожелтевшие от жары поля, зелёный прибрежный кустарник и сверкающая в лучах солнца река. Вот бы выбраться сюда как-нибудь с мольбертом…

— А вы рисуете? — заинтересовался Петров. — Маслом или акварелью?

— Пишу, — улыбнулась Галина. — И маслом, и акварелью, и на компьютере.

— А в какой манере? — не унимался Петров. — Я люблю классическую живопись: картины Шишкина, Васнецова и так далее. А есть супрематизм, кубизм — вот эти картины я не приемлю. Есть импрессионизм, да? Я его люблю. А вот это, когда грудь женщины на голове мужчины, и вместо фигуры что-то типа карикатуры изображено…

Или вот квадрат Малевича, ну какое это произведение? О чём оно говорит?

— Ты знаешь, что я недавно про квадрат Малевича прочитал? — подался к Петрову Мыльников. — Оказывается он не просто чёрный, а там сто оттенков чёрного цвета!

— Это всё равно не искусство! — вспыхнула Галина. — Я вообще не понимаю, почему это выставляют где-то на выставках. Это не искусство, это — философия!

— Философия? — повернулся к ней Мыльников. — Знаете, если у человека жизнь переходит из белого в чёрное и обратно — это нормально. А бывает такая жизнь, которая переходит из чёрного в чёрное, только с небольшим оттенком.

— Ну, вот у меня одна подруга видела эту картину воочию, — не слушала Мыльникова Галина, стараясь высказать до конца свою мысль, пока та не ускользнула. — Говорит, там такая красота, там трещинки, оттенки. — Галина возбуждённо всплеснула руками. — Во-первых, трещинки — это от старости, а оттенки — бог его знает! Может, Малевичу просто чёрной краски не хватило. Всё равно, это — просто квадрат.

— Я как-то с одним художником разговаривал, — буркнул Петров. — Он сказал, что в живописи вообще не должно быть чёрного цвета.