Исповедь травы

- Очень приятно, - я сбрасываю плащ, разуваюсь и ставлю сапоги к каминной решетке. Неплохо бы набить их бумагой, но ее на этой Сути изобретут лет через триста, вряд ли раньше. Кто-то, кажется, обещал развлекать меня, пока моя обувь сушится?

- Уступаю эту честь тебе, Россиньоль, - Флетчер наполняет три кубка из большой бутыли темного стекла. - Мои песни тут уже все знают.

- Ты же знаешь, что тебя я готова слушать в любое время! возражаю я.

- Потом, - вечно эта его наигранная скромность! - Сначала пусть споет мой друг.

Россиньоль, видать, не страдает таким же пороком - с готовностью берет лютню, и комнату заполняет его голос, негромкий, но проникновенный:

Отдохни, побудь немного

В светлой комнате моей,

Распрягай единорога...

Замечательная песня - она заворожила меня с первой же ноты, с аккордов вступления. Даже не ожидала от этого хмыря... Нет, с человеком, который слагает такое, мы, несомненно, будем друзьями!

Когда песня кончается, я поднимаю кубок.

- Как любит говорить старая Илсей из Саксонского ковена за нас с вами и за хрен с ними!

- За Орден! - кубок Флетчера ударяется о мой.

Наверное, только ради таких минут и стоит жить на свете... Я сижу с ногами на постели, приклонившись головой к Флетчеру чего церемониться, здесь только свои. На этой же кровати с краешку пристроился Россиньоль, и сменяют одна другую прекрасные песни...

Здесь трава

высотою с дерева,

Здесь цветы

небывалой красоты,

Так пока

непорочны облака

Черный дым

рук пока не тянет к ним...

Как все-таки они непохожи... Этот Россиньоль по виду типичный бродяга, средневековый жонглер, знающий, как угодить даме и развеселить толпу. Не сразу и догадаешься, где у него просто песни, а где Слова. Флетчер же - менестрель из легенды, чья песня одинаково тревожит на королевском пиру и у костра на ночном привале... Но сила в них одна - и та же сила, таясь, живет во мне, хотя я-то сама не пою, только Говорю*, но и без лютни порой можно сделать немало! --------------------------------------------------------------

* В русском языке не существует точного эквивалента силийским словам "dillae" (стихотворное заклятие, одновременно являющееся религиозным гимном) и "dillao" (произносить, исполнять такое заклятие). В английском можно было бы попробовать для перевода слово "spell", в русском же приходится использовать написание с большой буквы "Слово" и "Говорить". --------------------------------------------------------------

Она то робко намекает,

Что разделяет эту страсть,

То вдруг стыдливо замолкает...

Она греха вкусила всласть!

Но с виду ангел, если нужно

Силен притворством слабый пол...

Что за черт! Я ведь уже слышала эту песню - и если мне не изменяет память, именно здесь, в Мире Великой Реки!

А нужно ей - всего лишь мужа...

- Поскольку, э-э, возраст подошел, - вставляю я совершенно автоматически раньше, чем это успевает сделать сам Россиньоль.

Он резко обрывает мелодию:

- Тебе известна эта песня? Но как раз ее я пою довольно редко!

- Слушай! А ты не пел ее здесь, в этой Сути, три с половиной года назад, во время осады Передола?

- Именно так, - подтверждает Россиньоль.

- Тогда я уже знаю тебя! Ты - тот, кого в Лэйе называли Клингзором-сказочником! Вот это встреча!

- Ты была в осажденном Передоле? - его глаза расширяются от удивления. - Кто ты? Как тебя звали тогда, и как зовут сейчас?

- Тогда, и сейчас, и всегда я ношу одно имя - Эленд, отвечаю я с достоинством.

И тут... Я не успеваю ничего сообразить - Россиньоль опускается передо мною на одно колено, целуя руку, потом поднимает на меня свои голубые глаза и тихо, с восхищением, произносит:

- Так вот какая ты стала, колдунья! Никогда бы не подумал, что из той девчонки вырастет настоящая королева!

Вот это винегрет! С трудом припоминаю, что, да, за глаза меня в Передоле называли не иначе как Рябиновая колдунья... Флетчер, кажется, не меньше моего потрясен этой сценой. А Россиньоль продолжает:

- Знаешь, у меня та ночь как живая в памяти... Когда тебя разбудили и ты вылезла из кучи лапника, я даже не сразу понял, мальчишка ты или девчонка - так, существо в штанах, и сухая трава торчит из волос. Но как только ты начала читать свои стихи, я чуть с ума не сошел, даже не верилось - разве можно чувствовать так в семнадцать лет? Это ведь даже не всякая женщина понимает! Как я потом тебя искал - для Ордена!

- Но я уже два года в Ордене, - наконец выговариваю я. - Я Подмастерье на Пути Ткущих Узор.

- Значит, есть на небе справедливость, - торжественно произносит Россиньоль.

Когда я, спотыкаясь от усталости, бреду из музыкального салона, устроенного в Яшмовом зале принцессой Наинрин, по дворцу крадется на мягких кошачьих лапках темно-синий весенний вечер.

Как же я сегодня вымоталась, о боги...