— Я не профессионал, может, зря тебя мучаю и ни черта не поможет. Когда мы переворачивали машину, ты наверняка потянул мышцы, завтра можешь не встать с постели. Я знаю, при растяжениях требуется холод. Ты что, не можешь пятнадцать минут холодную ванну потерпеть? — Гуров повысил голос, сделал сердитое лицо. — «Мы, немцы, любим дисциплину». Марш в ванную, и без разговоров.
— Слушаюсь, доктор. — Дитер щелкнул каблуками и взбежал по лестнице на второй этаж.
Сыщик прошел в гостиную, где расположился Василий Михеев.
— Какие новости, капитан? — спросил Гуров, оглядывая ладную неприметную фигуру оперативника, взял лежавший на столе «вальтер», осмотрел, сунул в карман, выложил на стол «ТТ» и «макаров», отобранные у бандитов.
— Новости? — Опер наморщил лоб, поднял белесые брови, почесал в затылке. — Много разговоров о вас, ничего конкретного. В основном ваше появление связывают со вчерашней сходкой, которая состоялась ночью в «Алмазе».
— А почему ты меня не предупредил о сходке? — спросил Гуров, осматривая дверцу вмонтированного в стену сейфа. — Вы, оперативники, не знаете, кто когда собирается?
Капитан смутился, помолчал, сказал не очень уверенно:
— Так получилось, господин полковник. Оказалось, что сигналы поступали, но в соседний отдел, я узнал только ночью, предупредить не успел.
Сыщик был так занят осмотром сейфа, что, казалось, не придает сказанному значения. Он достал ключ, отпер сейф, где стояли два «дипломата», один с деньгами, второй со спецтехникой.
— Не верю я этому ящику. — Гуров достал «дипломаты», начал внимательно осматривать цифровые замки. — Не может такого быть, чтобы не существовал второй ключ и человек, которому поручено за сейфом наблюдать. Верно?
Оперативник, обрадовавшийся, что вопрос о вчерашнем проколе вроде забыт, согласился, мол, у любого сейфа обязательно два ключа.
— Пока не лазили, но залезут. — Гуров раскрыл «дипломаты», достал пачку денег, кое-что из техники, разложил по карманам. — Секретные замки открыть не сумеют, рискнут ломать внаглую?
Опер вновь шевельнул белесыми бровями, почесал в затылке:
— Не думаю. Охрану несут ребята из бывшего КГБ, кому сейчас подчинены, не знаю. Без их ведома сюда не пролезть, своим местом они рисковать не станут.
— Святая простота, — усмехнулся Гуров, кейс с деньгами убрал в сейф, а кейс с техникой оставил, сейф запер. — Чего не спрашиваешь, откуда у меня оружие? — Он указал на пистолеты. — Они не наши, мы отобрали пистолеты у любопытных парней, которые нас повели от базара. Забери, сними пальчики, мы оружие хватали только за стволы. Криминалистам на отстрел пистолеты не отдавай, ваша контора течет, узнают о пистолетах — выйдут на меня. А вот пленки с пальцами на проверку отдай, придумай легенду, откуда они, оружие спрячь.
— Сделаем. — Опер достал из кармана тряпицу, завернул пистолеты, спросил удивленно: — Как же вы, безоружные, отобрали это? — Он указал на сверток.
— Руками, может, не очень вежливо, — ответил Гуров. — Вернешься в контору, сообщат подробности.
— Но без мокрого?
— Обижаешь, Василий. — Сыщик взглянул укоризненно. — Я просил тебя подумать, кто в городе может стоять над волками и медведями?
Оперативник вздохнул, ответить не успел, зазвонил телефон.
— Ни сна, ни отдыха, — сказал Гуров и снял трубку. — Слушаю.
— Это Фокин Павел Николаевич.
— Который с трудом закончил школу и сразу присвоил себе звание Академика, — усмехнулся сыщик. — Слушаю вас, Павел Николаевич.
Академик и Мустафа сидели в кабинете директора ресторана «Алмаз». Кабинетик был непритязательный, на затертом паркете громоздились два канцелярских шкафа, пара кресел прижималась к некогда полированному столу, на котором стояли тарелки, бутылки, стаканы; за столом сидел Академик, хорошо сшитый светлый пиджак, модная рубашка, безукоризненно повязанный галстук, строгое интеллигентное лицо резко контрастировали с окружающей обстановкой. Зато развалившийся в кресле Мустафа, одетый в варенку, из-под воротника которой топорщился несвежий платок, не глядя, хватавший пальцами с тарелок закуску, глотал водку и, видимо, чувствовал себя прекрасно. Шишковатая голова, короткая стрижка, смоляные сросшиеся брови делали Мустафу похожим на театрального разбойника. Лишь человек внимательный и непредвзятый сумел бы отметить, что глаза Мустафы, которые он прикрывал набухшими веками, смотрели умно и цепко, порой насмешливо.
Авторитеты находились вдвоем, охрана сидела в зале, по пять человек с каждой стороны.
— Лев Иванович, зачем калечить людей, ломать машину, которая нынче стоит миллионы? — Академик держал трубку брезгливо, двумя пальцами.
— Я вас предупреждал, — ответил Гуров. — Понимаю, это были не ваши люди. Передайте Мустафе, чтобы он оставил меня в покое, и я не трону его.
— Вы скажите ему сами.
— Он мне неинтересен, так же, как и вы, Павел Николаевич.
— Однако скажите, боюсь, что мне Каюм не поверит. — Академик протянул трубку Мустафе. — Его зовут Лев Иванович.
Мустафа вытер ладонь о штаны, взял трубку, сказал:
— Слушай, не знаю, кто ты такой, мне плевать, а ремонт машины оплатишь.