Исповедь старого молодожена

В тот раз я пришел на день рождения к Семе в кафе. Уже нетрезвым. Тогда я еще бывал нетрезв – доисторическое время. Кафе, где Сема отмечал свой день рождения, дверь в дверь граничило с другим заведением, в котором праздновали свадьбу. Дело было в девяностые, когда кафе в спальных районах Москвы отличались друг от друга только количеством трещин на витринах. Немудрено, что я ошибся дверью и ввалился на свадьбу. У входа меня встретил какой-то дядька, который крикнул другому дядьке в глубине зала «этот пьяный, все пьяные со стороны жениха», и меня проводили на сторону жениха. Причем не просто проводили, а посадили непосредственно рядом с женихом. Не на место невесты, к счастью. Место невесты было занято, причем, судя по ее решительному настрою, лет на пятьдесят вперед. Мне назначили штрафную, которая меня добила, как Карандышева – стакан коньяка в «Жестоком романсе». Я остался на той свадьбе, которая, надо признаться, не сильно отличалась от пропущенного мной дня рождения за стеной, поскольку в то время все бухали незатейливо одинаково. Так что я ничего не потерял, а, напротив, даже приобрел – в лице жениха, ставшего моим лучшим другом на час. Тогда, в том кафе, я также купался в лучах славы: ко мне подходили, со мной здоровались, меня слушали, хотя я просто мычал…

После получаса пребывания на светской тусовке среди ананасов с чужим бокалом в руках я уже горделиво расправлял ботву у своей репки: моя медийность резко пошла вверх. Я стоял в зените славы и судорожно кусал губы, пытаясь сообразить, как же мне эту внезапную славу теперь монетизировать.

Но все тусовки рано или поздно заканчиваются. И боги возвращаются на бентлях на Олимп, а репы на метро – в Измайлово.

Я ехал домой грустный. Моя медийность убывала с каждой следующей станцией по направлению к «Щелковской». Я потерянно смотрел в стакан виски в своей руке, пытаясь разглядеть в нем следы былого величия. Ну, это уже перебор, ладно: не было у меня стакана виски в руке, я его там же на поднос официанту поставил, не буду излишне драматизировать. У каждого честного человека к этой минуте слезы и так уже должны литься рекой.

Я ехал грустный еще и от того, что этим своим, пусть и коротким, триумфом мне не с кем было поделиться. Для моего малолетнего сына Артема все эти медийные люди – такие же репы, как и его отец. Вот если бы я выпивал на тусовке с водителями «Камазов», это бы его действительно впечатлило и прибавило мне вистов. Жена у меня – такой же, как и я, домашний овощ, скажем, морковка, и она с нашей грядки ни ногой. Наверное, поэтому, в том числе, мы и вместе. Для нее весь этот sic transit gloria mundi – до лампочки.

Я страдал от синдрома Печкина: мне показали что-то большое и заманчивое, но не отдали, потому что у меня доку́ментов нет.

Вернувшись домой, я долго ковырялся в тарелке. На светском рауте кроме испарений от бокала виски в руке я ничего не ел. А когда, спрашивается, мне было есть: на меня накинулись все эти звезды с вопросами, не оставив ни секунды свободной.

Я начал было рассказывать жене о событиях грандиозного для меня вечера, так, на удачу. Она никак не реагировала, как я и предполагал, унылая морковка. Дежурно кивала, сидя напротив меня за столом, безразлично смотрела в окно. Только однажды из приличия спросила, кто из известных людей со мной поздоровался. Я перечислял, а она после каждой очередной фамилии украдкой зевала – время было позднее. Я плавно закруглил свой бесполезный рассказ, в конце пытаясь припомнить фамилию одного актера, который тоже подходил к нам с продюсером (ну, хорошо – к продюсеру со мной) и даже пожал мне руку во время приветствия.

– И этот еще со мной поздоровался… как его… ну, этот… а! Прилучный, – закончил я свою тухлую тираду.

Смотрю, с женой что-то происходит. Неладное что-то: выпрямилась вся, побледнела.

– С Павлом?! – внезапно взвизгнула она.

– Да, с Павлом, – пробормотал я в недоумении.

– Как поздоровался? – снова взвизгнула жена.

– Как-как, обыкновенно – за руку, – ответил я вполне уверенно, как будто здороваться за руку с Прилучным для меня было, и правда, привычным делом.

– За эту? – прошептала она, осторожно вынимая из моей правой руки, лежащей на столе рядом с тарелкой, вилку.

– За эту, – подтвердил я, приосанившись.

Несколько минут мы с женой сидели в полной тишине. Было слышно, как в ванне капает из крана вода и как Артем в детской лупит пальцем по экрану своего планшета. Все это время жена осторожно гладила мою руку, как будто это был маленький котенок, и мечтательно смотрела вдаль.

И тогда я начал смутно припоминать, что, несмотря на всю свою морковность, жена души не чает в этом Прилучном и залипает каждый раз, когда видит его на экране.

Все недавние колоссальные ощущения от светского раута моментально ко мне вернулись. Я вновь почувствовал себя ананасом. За годы брака я еще ни разу не был настолько интересен жене, как в ту минуту.

– Мы с Прилучным обсудили его новый фильм, – решил я добить любимую.

Любимая ахнула, придвинулась поближе и положила голову мне на плечо.

– Привет! – сказал продюсер.