Исповедь обманутой жены

– Вот! Полгода, и сбежали. А я всего несколько месяцев и уже готова оттуда съехать. У меня, конечно, другой вариант. За меня платил мой бывший муж, чтобы я ему оставила квартиру. Но что-то подсказывает мне, начни я торговаться, цены за комнату мне не дадут. Это мошенничество, обман! Я слышала о таком.

– О каком?

Алла прикрыла глаза, вспомнив одну из ужасных сцен, произошедших на общей кухне. Когда пожилой сосед мочился в кухонную раковину. Мотивация была до безобразия простой: туалетная комната была занята.

И подобный ужас продолжался до бесконечности. Пока она не сбежала. Трусливо поджав хвост, потеряв в деньгах, сбежала.

– О том, что такие вот комнаты используются с целью наживы. Несложно подсчитать, сколько они наварили за то время, что хозяин сидит в тюрьме. А хозяйка, продав свою комнату, исчезла.

– Что?! Какой хозяин? Какая хозяйка?

У нее перехватило дыхание, и снова накатил тот самый ужас, от которого она сбежала полгода назад. Да! Неспроста же ей казалось, что ее элитное жилье в самом центре таит в себе какую-то страшную тайну. Страшную кровавую тайну.

– Это долгая история. Я сама толком ничего еще не знаю. Просто мне очень нужна ваша поддержка. Уж простите. Если одна пойду в полицию. Они меня… Просто засмеют.

– Почему?

– Потому что сочтут, что я блаженная или просто дура. Сосед, видите ли, меня не устраивает. А никто и не обещал, что я в сказку попала. И…

– Простите, что перебиваю, как вас там?

– Валерия, – тут же подсказала Лаврова, не обидевшись, что ее имя не запомнили.

– Валерия, да. Так вот, вы все время упоминаете о своем соседе. Ужасный человек. Этот ужасный человек и все такое. Как он выглядит?

Валерия тут же описала ей незнакомца. Нет, она точно не знала человека с такими приметами. Тот, что гадил в кухонную раковину, был почти стариком. И был не русским. И жил он в комнате по соседству не один. С ним там проживала жена и четверо их шумных неряшливых племянников.

– Ничего себе! – ахнула Лаврова, выслушав Аллу. – Это что же получается… Они каждый раз подсовывают своим клиентам разных соседей? В зависимости от их типажа?

– Ну почему сразу так, Валерия? – Алла снова недовольно поморщилась, зря она все же позвонила этой эмоциональной гражданке. – Вполне возможно, что жильцы соседней комнаты меняются так же, как и мы.

– Возможно, но маловероятно, – не дослушав, перебила ее Лаврова. – Потому что хозяин комнаты пребывает сейчас в местах не столь отдаленных. И продать комнату никто не может.

– Может, он ее из этих самых мест и продал? – предположила Алла. – Или сдает? Сам или кто-то за него. Какое-то доверенное лицо.

Лаврова помолчала. Потом проговорила:

– Вот поэтому я и хочу вместе с вами сходить в полицию. Чтобы узнать. Все. И про хозяина соседней комнаты. И про жильцов, которые сводят с ума всех нас. Кстати, а вы-то у кого купили комнату? Вас прежний жилец не предостерегал от возможных неприятностей?

– Шутите? Я его в глаза не видела. Так же общалась с представителем агентства. Документы подписывала там же.

– И прежний жилец тоже выдал генеральную доверенность агентству на продажу комнаты?

– Разумеется. Как же иначе.

– Вот! Видите! У них там схема отлажена. Разница от продаж не сотни тысяч, получается. А под миллион! И это за год! А если они уже несколько лет торгуют этой комнатой, а? Они же… Это же просто какой-то преступный синдикат!

– А соседей они откуда набирают?

– Может, это ряженые? Может, актеры? Или на улице подбирают кого-то, платят им за вакханалии. И… Господи, мы так с вами попали! Это так ужасно, правда?

– Ну, да, – вздохнула она, расслабленно откидываясь на диванные подушки.

На самом деле Алле было все равно. Ей было уже полгода все равно, как и что там станет складываться по прежнему ее адресу. Она хотела побыстрее все забыть. Перелистнуть страницу, очнуться от ночного кошмара. Денег да, было жалко. Она потеряла от покупки и продажи комнаты. Прилично потеряла. Просто очень спешила. И была загнана в угол. Поэтому даже не предприняла попытки продать комнату самостоятельно. Ее же предупредили на этот счет! Ей угрожали.

Но Лавровой она ничего рассказывать не станет. Пусть сама выпутывается. Она должна молчать. И в полицию не пойдет ни за что. Ей не на кого жаловаться. Не на кого писать заявление. Она даже не знает тех людей, которые старательно превращали ее жизнь в кошмар. Ни фамилий не знает. Ни имен. Они каждый раз при ней друг друга называли по-разному.

Может, для того, чтобы свести ее с ума?