Исповедь молодой девушки

С уходом господина де Малаваля и Мариуса положение упростилось. В неприятном недоразумении, вызванном великодушным, но неуместным выступлением аббата Костеля, была и положительная сторона: теперь можно было возобновить переговоры, уясняющие мне мое положение. Мак-Аллан, разумеется, сразу спросил меня, поддерживаю ли я и сейчас, когда из щепетильности порвала помолвку с Мариусом, безоговорочный отказ аббата Костеля. В его вкрадчивых словах мне послышалась ирония, и я сказала, что должна подумать, как этот отказ обосновать и в какую форму облечь.

— Решение мое принято, — добавила я, — и менять его я не собираюсь, но что касается формы отказа, тут мне необходимо узнать мнение моих старших и более опытных друзей.

Так сдержанно я ответила лишь в угоду господину Бартезу — могла ли я отказать ему в этом знаке уважения?

— Оставляю вас наедине с вашими друзьями, — сказал Мак-Аллан, вставая, — и прошу прощения за то, что в первый же день проявил такую настойчивость. Но должен сразу предупредить — завтра собираюсь проявить не меньшую. Да, мне обязательно нужно вас повидать завтра же.

— Так скоро, сударь?

— Это, конечно, скоро, — согласился он, — тем более что мне для улаживания нашего дела отпущено довольно много времени. Но и у длительного времени есть пределы, и чем больше мы его потеряем, тем труднее нам будет сговориться. К тому же у меня есть и личные причины для частых встреч с вами. Когда-нибудь я, возможно, вам их изложу, а пока даю слово, что побуждают меня к ним ваши же интересы. Если господин Бартез, господин Фрюманс, или доктор Репп, или все трое согласятся присутствовать при нашей завтрашней встрече, я буду очень рад, так как ни в коем случае не намерен добиваться от вас решения за их спиной.

— Завтра я занят и приехать не смогу, а доктор здесь просто благожелательный свидетель, не больше, — ответил господин Бартез. — Если мадемуазель де Валанжи пожелает, она, разумеется, примет вас и завтра и в любой другой день, но на правах преданного друга ее бабушки я ставлю одно условие: вы обещаете ограничиться лишь возобновлением предложений, не требуя в мое отсутствие окончательного ответа от мадемуазель де Валанжи, равно как и она даст слово не идти без меня ни на какие соглашения. Думаю, мою просьбу поддержат и господин Костель, и господин Фрюманс, и госпожа Женни.

Мак-Аллан с готовностью принял это условие, я тоже обещала соблюдать его. Адвокат попросил меня назначить точный час следующей встречи, я назначила ее на полдень, после чего он ушел, уведя с собой и доктора.

После их ухода господин Бартез рассеял остаток надежды, еще таившейся у Женни, у Фрюманса и у меня.

— Пусть вас не вводит в заблуждение мое внешнее спокойствие, — сказал он нам. — Иначе вести себя с нашим противником я не имею права. Но положение, на мой взгляд, очень серьезно, а предполагаемое путешествие Женни связано с такими трудностями, что я не только не рекомендую его, но, напротив, считаю затеей совершенно безнадежной. Оно и продлится дольше, и окажется бесплоднее любой тяжбы. Все необходимые и возможные розыски с сегодняшнего дня я беру на себя, но рассчитывать на чудо и поэтому отказываться от разумных и неоскорбительных предложений было бы просто вызовом судьбе. Все зависит от формы этих предложений и побудительных причин. Не возмущайтесь, господин Костель, а вы, Люсьена, не будьте заранее предубежденной. Пока я еще не улавливаю мотивов, толкающих вашу мачеху такой дорогой ценой покупать у вас отказ от имени, которое вы могли бы носить без всякого ущерба для нее. Тут что-то кроется, и при большой осмотрительности и терпении мы проникнем в эту тайну. Если в ней окажется нечто оскорбительное для вас, я первый буду настаивать на непримиримой борьбе. В противном случае долг ваших друзей — просить вас хорошенько поразмыслить и, быть может, когда приспеет время, пойти на уступки.

С мнением господина Бартеза согласился и Фрюманс, а это, в свою очередь, поколебало господина Костеля и Женни. Оба они обещали ничего не предпринимать, пока не прояснится суть дела: Фрюманс рассчитывал до нее докопаться, господин Бартез надеялся ее разгадать.

— Вот что, мадемуазель Люсьена, — прощаясь, сказал Фрюманс, — я попытаюсь проверить предположения, которые покамест не хочу высказывать вслух, хотя, видимо, они возникли и у господина Бартеза, а вы тем временем докажите, что не менее искусны, чем господин Мак-Аллан, и заставьте его выложить карты на стол. Нам обязательно надо разузнать, действительно ли ваша мачеха заочно возненавидела вас, и, если это правда, выяснить, чем такая ненависть вызвана.

— К несчастью, Фрюманс, я совсем неискусна, а Мак-Аллан, боюсь, чересчур искусен.

— Чересчур? Нет, это не так, — возразил Фрюманс. — Быть чересчур искусным значит быть двуличным, а господин Мак-Аллан искренен, — не настолько, разумеется, чтобы выдать тайны своих клиентов. Пустите в ход его же оружие, то есть прямодушие. Попробуйте припереть его к стене, пусть он поймет, что вы пойдете на уступки, только если в них не будет ничего унизительного.