Каждый вечер к нам приходил illuminateur[158], чтобы зажечь лампы. Я приветствовала его приход, потому что у него было двое маленьких сыновей, а я всегда любила детей. Они были довольно грязные, их одежда была испачкана пятнами масла, которое использовалось в лампах, так как они помогали своему отцу. Сам фонарщик никогда не смотрел в мою сторону. Очень многие люди, подобно ему, боялись показаться роялистами. Эту ужасную революцию недаром называли террором. Террор вошел в жизнь бесчисленного множества сторонников революции, и они никогда не знали наверняка, когда это гигантское чудовище, которое они сами создали, схватит их.
Иногда дети с грустью посматривали на пищу на нашем столе. Я любила что-нибудь давать им. Они съедали все с жадностью, и я видела, что их глаза из-под обвисших полей шляп настойчиво рассматривают меня. Интересно, какие выдумки слышали они о королеве?
Торопливо приходила мадам Тизон. Хмуро глядя на них, она обыскивала их, чтобы узнать, не передала ли я им записку, чтобы они вынесли ее из тюрьмы.
Благодаря детям визиты фонарщика были приятными эпизодами тех дней.
Тулон как-то заговорил с ним и спросил его, обучает ли он мальчиков своему ремеслу. Фонарщик утвердительно кивнул.
Тулон заметил, что мальчики смотрели на меня с благоговейным страхом.
— На кого это вы так смотрите? — спросил он. — На эту женщину? Не нужно смущаться ребята! Теперь мы все равны!
Фонарщик выразил свое согласие, плюнув на пол.
Я привыкла к этому. Интересно, думала я, не почуял ли Тулон что-то подозрительное в поведении фонарщика? Вероятно, поэтому он и заметил, что все мы равны.
Всем нам следовало быть очень осторожными.
Когда фонарщик пришел один, я была разочарована. Я уставилась глазами в книгу.
— Ваше величество…
Я вздрогнула. Фонарщик заполнял лампу не слишком умело, и тут я поняла, что это был не тот человек, который приходил с детьми.
— Я — Жаржай, мадам. Генерал Жаржай.
— Но почему…
— Тулон подкупил фонарщика и напоил его в таверне. Я поддерживаю связь с графом де Ферсеном…
При упоминании этого имени я чуть не потеряла сознание от счастья.
— Граф решил освободить вас. Он просил передать вам, что не успокоится, пока вы не будете свободны.
— Я знала, что он поступит так! Я знала!..
— Мы должны все спланировать очень тщательно. Но, мадам, будьте готовы. Тулон — наш хороший друг. Лепитр — тоже… Но мы должны быть уверены в нем.
Я заметила мадам Тизон, ждавшую в дверях, и попыталась по выражению своего лица показать, что за нами шпионят.
Генерал ушел, и я почувствовала, что внутри у меня вздымается безумная надежда.
Аксель не забыл меня. Он не перестал надеяться.
От Тулона я узнавала, как продвигается наш план. Он должен был тайно пронести в тюрьму одежду, предназначавшуюся для дофина и его сестры. Когда они наденут эту одежду, они будут выглядеть как дети фонарщика. Элизабет и я должны были переодеться в членов муниципального совета. Было бы нетрудно достать шляпы, плащи и сапоги, а также, разумеется, трехцветные перевязи, которые нам понадобятся.
Огромную проблему для нас представляли собой Тизоны, которые всегда были поблизости. Нам ни за что не удалось бы бежать, пока они наблюдают за нами.
Но Тулон был человеком с воображением.
— Мы подмешаем им наркотик! — сказал он.
Они испытывали любовь к испанскому табаку. Почему бы Тулону не преподнести им его в подарок! В него будет подсыпан сильнодействующий наркотик, который заставит их потерять сознание на несколько часов. Пока они будут находиться под его воздействием, мы поспешно переоденемся в свою новую одежду и в сопровождении Тулона выйдем из тюрьмы. Это был дерзкий план, однако он не был неосуществимым.
— Мне понадобится паспорт! — сказала я Тулону.
Но он уже подумал об этом. Паспорт может достать Лепитр.
К тому времени, когда наш побег будет обнаружен, мы все уже сможем достичь Англии.
Все мы были готовы и ждали.
Но Лепитр не отличался храбростью. Возможно, от него требовали слишком многого. Он подготовил паспорт, однако замечание, случайно брошенное мадам Тизон, внушило ему опасения, что она знает, что что-то затевается.
Лепитр не мог заставить себя продолжить начатое дело. Он сказал, что это слишком рискованно и что мы должны придумать другой план, чтобы бежала только одна я.
Но я не пошла бы на это. Я не согласилась бы разлучиться с детьми и Элизабет.
Я написала Жаржаю:
«У нас была прекрасная мечта — вот и все. Но мы многое выиграли, еще раз получив в этом случае доказательства вашей преданности мне, идущей от всего сердца. Мое доверие к вам безгранично. Вы всегда можете убедиться, что у меня есть мужество, однако моей единственной заботой являются интересы моего сына, и какого бы счастья я ни могла надеяться достичь, я никогда не соглашусь покинуть его. Я ничего не могу сделать без моих детей и даже не стану сожалеть о неудаче любого подобного замысла».