Исповедь Камелии

Афанасий Емельянович не стал пить кофе, вышел из-за стола, матушка побежала за ним, путаясь в модных юбках, к которым никак приноровиться не могла. Домна Карповна истинная глава купеческого дома – высока, телом дородна, характером крепка, властолюбива. Счастье единственного сына (дочери-то – отрезанный ломоть) для нее было наиважнейшим делом, но спуску и ему не давала, посему надумала призвать к ответу:

– Постой, Афанасий.

– Недосуг мне, матушка, уж простите.

– Стой, тебе говорят. – Она силком затащила сына в библиотеку, плотно закрыла двери и грозно свела брови. – Ты куды по ночам, паскудник, бегаешь?

– Матушка... – растерялся он. – Я... выкурить сигару...

– Знаю я про енти сигары, – наступала на него Домна Карповна, уперев руки в боки. – Отчего у Глашеньки глаза на мокром месте? Ты почему в спальне не спишь, негодник?

– Матушка! – опомнился он. – Не лезьте...

– Ты это мне, матери?! – еще больше разгневалась она. – К полюбовнице бегаешь, срамник? Ну, Афанасий, узнаю, кто такая – на весь мир осрамлю ее! А тебе... а тебя во как!

И за чуб сына схватила да давай трепать.

– Матушка... Матушка... – отступал он, смеясь. – Да полно вам, прислуга увидит... Выдумки все это ваши... Я допоздна работаю... Матушка!

Домна Карповна отпустила сына, скинула с плеч шаль и принялась ею обмахиваться. Заговорила тише, хотя и с упреком:

– Думаешь, мне не видать, чего с вами творится? Ну, батюшка твой – ладно, никакого воспитания не имел, царство ему небесное. Груб да неласков был, прости ему господи. А ты? Обхождению учился в Англиях да Италиях...

– Я там делопроизводству учился...

– Молчи, когда мать говорит! – прикрикнула она на сына. Походила, остановилась. – Зачем Глашеньку обижаешь? Не рушь семью, Афанасий. Дети у вас, об них думай, а не похоть свою ублажай. Ну, чем, чем она тебе не угодила?

– Всем угодила. – Афанасий Емельянович поцеловал мать в лоб и щеки. – Простите, матушка, я поехал.

Домна Карповна проводила сына, полагая, что он теперь разоблачен, знает свою вину и станет шелковым. Она пришла в столовую, уселась на свое место и, отпивая чай по привычке из блюдца, тайком посматривала на Глашеньку. При муже весь уклад другим был, по старинке. А сын новые порядки завел: и дом, как у господ, и выезд (да не один), и одежда барская. Глашенька тоже ничем барам не уступала: по-французски читала, на фортепьянах играла, красоты писаной. «При такой-то жене явно нечистый Афанасия в оборот взял», – сетовала про себя Домна Карповна. И надумала ворожею на дом пригласить, чтоб порчу сняла, пошептала, беду отвела, а то Глафира с лица вся спала. Но не при Афанасии, он на смех поднимет. Домна Карповна, велев прислуге уйти, сказала, взяв невестку за руку:

– Мы чайку попьем и тотчас к модистке поедем. Закажем тебе платьев всяких разных. Вчерась адресок передали, модистка самая что ни наесть француженка, шьет лишь графиням и княгиням. И нам сошьет, чем мы-то хуже? Аль деньги у нас другие?

– Зачем, матушка? – Глашенька подняла глаза, а Домна Карповна чуть не умерла от жалости к ней. – Афанасий избегает меня, потому что не любит.

И слезинки кап, кап... словно дождь пошел.

– Не любит?! – обомлела свекровь, взявшись рукой за сердце. – Раньше-то отродясь слов таких не слыхивали. Мать с отцом подберут пару, поженят – вот и вся любовь. На смотринах об одном лишь сердце болело: чтоб муж не старый был, да не калека какой. Не любит... Ишь чего удумали! А ты! Не знаешь своего дела бабского? Ты лаской его, лаской... да чтоб он задохся любовью ентой. Бесстыдности поболее... Чего глядишь? Я не полоумная, знаю, чего говорю. Скромность, Глашенька, за порогом спальни оставлять надобно, верь мне. Ладно, собирайся. Накупим нарядов, а остальному по дороге учить тебя, дуру, буду.

Марго не давали покоя мысли о Шарове. Где-то же она его видела, чем-то он ее поразил, потому и запомнила. А припомнить никак не могла. Отбрасывая мысли о Шарове, она занималась текущими делами, ей пришла еще одна удачная, как показалось, идея – научить Анфису игре на рояле. Раз она собралась в актрисы, то непременно должна уметь аккомпанировать себе при пении. Это даст возможность получать прекрасные роли.

– Ой, барыня, а я справлюсь? – испугалась Анфиса.

– Справишься, – заверила Марго с жаром. Если ей в голову приходила идея, отказаться от нее она была не в состоянии. – Я освобожу тебя от некоторых обязанностей по дому.

– Барин рассердятся, – напомнила Анфиса.

– Не беспокойся. Я в долгу перед тобой, ведь ты спасла мне жизнь в усадьбе брата, поэтому помогу стать тебе актрисой. Учить будет мадемуазель Каролина, позови ее ко мне.

Мадемуазель Каролина, гувернантка сына, длинная и сухая англичанка с причудами, не пришла в восторг от новой идеи мадам. Она сморщила длинный нос, пренебрежительно бросив:

– Ви хотеть я учить горничный?

– Да, мадемуазель Каролина, – надменно сказала Марго по-французски. Она недолюбливала гувернантку из-за частых обмороков по любому пустяку и высокомерности. – Постарайтесь научить ее азам как можно скорее. Вы уже начали обучать Митеньку, Анфиса догонит его и перегонит.