Исповедь

52. О Свет, который видел Товит, когда с закрытыми глазами указывал сыну дорогу жизни и шел впереди него ногами любви, никогда не оступаясь; который видел Исаак очами, отяжелевшими и сомкнутыми от старости, ему дарована была милость не благословить сыновей, узнав их, но узнать, благословив. О Свет, который видел Иаков, лишенный в преклонном возрасте зрения, когда лучами света, наполнявшего его сердце, озарил в сыновьях своих предреченные племена будущего народа; когда возложил на внуков своих от Иосифа руки, таинственно перекрещенные. Отец их, смотревший земными глазами, пытался поправить его, но Иаков действовал, повинуясь внутреннему зрению. Вот он настоящий Свет, Единый, и едины все, кто Его видит и любит. Этот же земной свет, о котором я говорил, приправляет своей соблазнительной и опасной прелестью мирскую жизнь слепым ее любителям. Те же, кто умеет славить за него Тебя, Господь, всего Создатель, возьмут и его для гимна Тебе, но не позволят взять себя и уснуть душой. Таким и я желаю быть. Сопротивляюсь соблазнам глаз, чтобы не опутали они ног моих, идущих по пути Твоему, возведу к Тебе глаза невидимые, чтобы Ты выпутал и извлек из сети ноги мои (Пс. 24, 15). Ты их все время выпутываешь, потому что они в них попадают. Ты непрестанно их выпутываешь, а я часто застреваю в ловушках, всюду расставленных. Не воздремлет и не заснет Хранитель Израиля (Пс. 120, 4).

53. К тому, что прельщает глаза, сколько еще добавлено людьми! Создания разных искусств и ремесел: одежда, обувь, посуда и всяческая утварь, картины и другие изображения – все это ушло далеко за пределы умеренных потребностей и в домашнем быту, и в церковном обиходе. Занятые вовне своими созданиями, люди в сердце своем оставляют Того, Кто их создал, разрушают то, что в них Им создано. Я же, Господи, Украшение мое, и тут нахожу причину возгласить гимн Тебе и принести жертву хвалы принесшему Себя в жертву за меня. Искусные руки узнают у души о красивом, а его источник – та Красота, Которая превыше души и о Которой душа моя воздыхает днем и ночью. Мастера и любители красивых вещей от нее взяли мерило для оценки вещей, но не взяли мерила для пользования ими. А оно тут, и они не видят его. Ходить далеко не надо, пусть хранят силу свою для Тебя и не разбрасывают ее на утомительные услады.

Я говорю это и понимаю – и стою перед этой красотой, словно ноги у меня спутаны. Ты высвобождаешь их, Господи, Ты высвобождаешь, милость Твоя – пред моими очами (Пс. 25, 3). Я жалостно попадаюсь, и Ты жалостливо освобождаешь меня. Иногда я этого не чувствую, потому что был захвачен слегка, иногда же мне больно, потому что застрял я крепко.

XXXV

54. Сюда присоединяется другой вид искушения, во много раз более опасный.

Кроме плотского вожделения, требующего наслаждений и удовольствий для всех внешних чувств и губящего своих слуг, удаляя их от Тебя, эти же самые внешние чувства внушают душе желание не наслаждаться в плоти, а исследовать с помощью плоти: это пустое и жадное любопытство рядится в одежду знания и науки. Оно состоит в стремлении знать, а так как из внешних чувств зрение доставляет нам больше всего материала для познания, то это вожделение и называется в Писании похотью очей (1 Ин. 2, 16). Собственное назначение глаз – видеть, но мы пользуемся этим словом, говоря и о других чувствах, когда с их помощью что-то узнаем. Мы ведь не говорим: «послушай, как это отливает красным», или «понюхай, как блестит», или «отведай, как ярко», или «потрогай, как сверкает», – во всех этих случаях говорят «смотри». Мы ведь говорим не только «посмотри, что светится» – это почувствовать могут только глаза, – но и «посмотри, что звенит», «посмотри, что пахнет», «посмотри, какой в этом вкус», «посмотри, как это твердо». Поэтому всякое знание, доставляемое внешними чувствами, называется, как сказано, похотью очей; обязанность видеть – эту основную обязанность глаз – присваивают себе в переносном смысле и другие чувства, когда ими что-либо исследуется.