13. Теперь да поймет душа, которую далеко завело ее странствие, что если она жаждет Тебя и если «слезы стали ей хлебом, когда ежедневно говорят ей: «где Бог Твой»?; если просит она «у Тебя одного и одного ищет» – поселиться «в доме Твоем на все дни жизни своей» (а что ее жизнь, как не Ты? А что дни Твои, как не вечность, как и «годы Твои, которые не истощаются», ибо «Ты всегда тот же»[833]) – да поймет же душа, которая это может, как высоко стоишь Ты, вечный, над всеми временами, если и обитающие в жилище Твоем и не ушедшие странствовать, хотя и не извечны, как Ты, но не знают смены времен, находясь в общении с Тобой непрерывном и неразрывном. Это ясно мне «пред лицом Твоим» и да проясняется, прошу Тебя, всё больше и больше; да пребуду я, получив это откровение, смиренно под крыльями Твоими.
14. Не знаю, какая бесформенная материя возникает при изменениях в самом последнем и низком. И кто осмелится сказать мне, кроме человека, который в пустоте сердца скитается и кружится среди созданий собственного воображения, – кто, кроме такого человека, осмелится сказать мне, что смена времен возможна при умалении и полном исчезновении всякой формы, когда останется одна бесформенная материя, которая позволяет одной форме изменяться и переходить в другую? Это вовсе невозможно, потому что без разнообразия в движении нет времени, а где нет никакой формы, нет и никакого разнообразия.
XII
15. Обдумывая это, Боже мой, поскольку Ты позволяешь, поскольку побуждаешь меня стучать и поскольку открываешь стучащему, нашел я, что Ты создал два мира, где нет времени, хотя ни один из них не извечен, как Ты: один устроен так, что в созерцании неослабном, в неизменности постоянной, хотя изменчивый, но неизменный, наслаждается он Твоей вечностью и неизменяемостью; другой был настолько бесформен, что в нем не было ничего, что могло перейти из одной формы движения или покоя в другую, то есть не было ничего, что подчинено времени. Ты не оставил этот мир бесформенным, ибо сотворил раньше всякого дня «в начале небо и землю»[834], эти два мира, о которых я говорил.
«Земля же была невидима и неустроена, и тьма над бездной». Эти слова подсказывают понятие бесформенности и дают возможность постепенно[835] понять их смысл людям, которые не могут представить себе, что и при отсутствии всякой формы что-то есть. Из этой бесформенной материи и возникли другое небо и земля, видимая и устроенная, и вода с ее красотой, и вообще всё, упоминаемое при дальнейшем устроении мира с указанием дней: всё это по свойствам своим подчинено смене времен в силу упорядоченных изменений в движении и форме.
XIII
16. Вот что мне пока стало понятно, Боже мой, когда я слышу, как говорит Писание Твое: «В начале Бог создал небо и землю, земля же была невидима и не устроена, и тьма была над бездной», не упоминая, в какой день Ты это создал. Стало пока мне понятно, что здесь говорится о «небе небес», «разумном небе», где разуму дано познать всё сразу, а не частично, не «в загадке», не «в зеркале», а полностью, в откровении, «лицом к лицу»[836]; не познать то одно, то другое, а, как сказано, сразу все, вне всякой смены времен. Не упомянуты дни потому, что земля, невидимая и неустроенная, была вне всякой смены времен, обусловливающей возможность то одного, то другого: там, где нет никакой формы, нигде нет «того» и «другого». Имея в виду, с одной стороны, нечто первоначально организованное, с другой – совершенно бесформенное: то небо, но «небо небес» и эту землю, но землю невидимую и неустроенную. Писание Твое, как стало мне пока понятно, и говорит, не упоминая дней: «в начале сотворил Бог небо и землю», и сразу же добавляет, о какой земле говорится[837]. Упоминая же, что во второй день сотворена твердь, названная небом, оно дает понять, о каком небе раньше, без указания дней, шла речь.
XIV
17. Удивительна глубина слов Твоих! Вот перед нами их поверхность, – она улыбается детям, но удивительна их глубина. Боже мой, удивительна глубина! С трепетом вглядываешься в нее, с трепетом почтения и дрожью любви. Ненавижу неистово врагов Писания. О, если бы погубил Ты их мечом обоюдоострым – да не будут они врагами его. Так хочу я, чтобы они погибли для себя, чтобы жить Тобой![838]
Вот и другие: они не нападают, они восхваляют книгу Бытия и говорят: «Не в том смысле сказал слова эти Дух Божий, написавший это через слугу своего, Моисея, не в том смысле, как ты толкуешь, а в другом, как толкуем мы»[839].
Взяв Тебя посредником, Господь всех нас, отвечаю им так:
XV
18. Вы, пожалуй, скажете, что ложно сказанное мне Истиной громким голосом во внутреннее ухо: воистину вечен Творец; субстанция Его никоим образом не меняется во времени. Его воля слита с его субстанцией? И поэтому Он не хочет то одного, то другого; то, чего Он хочет, Он хочет раз и навсегда, а не по-разному: сейчас это, затем то, потом хочет того, чего не хотел, и не хочет того, чего хотел раньше. Подобная воля, воля изменчивая, а всё изменчивое не вечно: «Бог же наш вечен»[840].