"Мог бы и раньше догадаться! Александр — не холопье имя." — подумал Лён и обеспокоился. Подойдёт ли богатырским запросам Костяна рыжий конь с мохнатыми ногами? Не зря же он тогда потащился, как очарованный, за великолепным сидмурийским жеребцом!
Столичные хоромы Добрыни были не бедны даже среди множества очень добротных дворов высокие бревенчатые терема Добрынюшкиной матушки отличались солидностью и нарядностью. Так, зевая на двускатные крыши деревянных переходов и на цветные шатровые верхушки горниц, Лён и заплёлся в открытые ворота.
Не успел он сориентироваться в обстановке, как где-то наверху раздался шум, и по деревянной лестнице загрохотали быстрые шаги.
— Матушка, — пророкотал молодой басок, — не гневися понапрасну! Володимир-князь нынче собирает рать. Змеёвичи проклятые всё топчут землю русскую. Да не к лицу мне, добру молодцу, всё в теремах сидеть. Да не к лицу мне, богатырю, за няньками всё прятаться! Как да пойду я, Никитин сын, да на Пучай-реку, да на тую гору сорочинскую! Уж разгуляюсь я, уж разойдусь плечом! Ужли Алёшенька Левонтьевич перед Володимиром да силушкой своею похваляется! Неули мне, Никитичу, от левонтьевичей срам терпеть?! Пойду я ко князю Володимиру, пойду в хоромы Мономаховы! Пущай-ка Володимир-князь то ведает: кого тая Змеюка убоялася да перед кем Горынишна закаялась вовеки впредь летать на землю русскую да брать в полоны русичей!
Так говоря, молодой Чугун сбежал на двор и направился к конюшне, распинывая по дороге кур и ругая дворню. С высокой лестницы спускалась его матушка, Офимья Александровна.
Ещё не старая, в высоком головном уборе, в шёлковых платках, в вышитой жемчужной душегрейке.
— Ох, Добрынюшка, — говорила она, о чём-то не соглашаясь с сыном, — недоброе ты замыслил дело! Да пошто тебе, Добрынюшка, с Левонтьевичем-то споры спорить?! Да пошто тебе, кровинушка, перед князем-то Володимиром да похвалятися?! Уж мало ль ты, Добрынюшка, вызволял-то русичей?! Уж мало ль ты побил, Никитевич, змеёвичей тех окаянныя?! Заметил ли тебя да Володимир-князь, сказал ли слово доброе? Отсыпал ли каменьев дорогих в ладонь, наградил ли землями? А нынче как беда-кручина в князев дом пришла, так и давай тут Володимир-князь к себе в палаты кликать добрых молодцев! Уж не ходи ты, Добрынюшка, на ту Пучай-реку! Уж не ходи на тую гору сорочинскую! Уж не выручай с полону-то змеёвского ни королей, ни королевичей, ни простого люду русского!
Добрыня не слушал матушки и выводил на белый свет только что зашедшего в конюшню одноклассника.
— Я недолго, матушка, — почтительно отвечал он, поклонясь Офимье Александровне, — послушаю, чего тот Левонтьевич князю в уши вдунет, да и поступлю насупротив.
Говоря всё это, он взгромоздил Лёну на спину тяжёлое седло, надел узду и мигом взвился в седло. Лён подумал и решил, что возить Костяна ему вполне по силам. Так они и вышли со двора. Нетерпеливый Никитин сын стиснул Лёнькины бока ногами и погнал рыжего жеребца, вздымая в воздух пыль.
ГЛАВА 13. Прекрасная Потятишна
— Ох, матушка! — восклицал Добрыня, воротясь обратно в отчий дом. — Ох, вести-то какие нехорошие! Ты слышь-ко, какова у Володимира беда! Змеюка та проклятая намедни-то летала над стольным Киев-градом да над палатами над князевыми-то всё кружила! Да увидала, растреклятая, князеву племянницу, Забаву Потятишну! Да и махнула, шестиглавая, да прямо с воздуху, ну чисто коршун! И сволокла, змеёвщина беспутная, красну девицу да к себе в полон! На гору сорочинскую, на Пучай-реку!
— Да что ж тебе, Добрынюшка, — рассудительно так отвечала матушка, Офимья Александровна, — до той Потятишны за дело-то? Чай князевы дружинники не пойдут ли да не выручат Володимира племянницу, Забаву ту Потятишну, из полона из змеюкина! Али нет при палатах при Мономаховых молодого Алёшеньки Левонтьича? Ты поди-тко, Добрынюшка, положи головушку под берёзою высокою да на подушки-то пуховые! Уж ты сосни, Добрынюшка, до вечеру. А дальше почивай до утречка. А утречком, гляди-тко, пройдёт блажь молодецкая! А я тебе тем временем велю гуся запечь да всего в яблоках! В зубы-то ему гвоздичь-цветок, в зад ему сальца кусок. Травой заморской всего обсыпать повелю. Лишь для Добрынюшки одного мово я тую травку из дальних-то земель у купчины у заезжего за сорок гривен золотник приобрела! Ан перец трава та называется! Пойдём-ка, сынушка, велю тебя подушками-от обложить.
— И-ии, поздно, матушка, меня подушками облаживать! Поздно, Офимья Александровна, гусями-то меня соблазнивать да в яблоках! Поздно сало в зад совать! Алёшенька Левонтьевич уж как подхитрил меня! Я в палаты Мономаховы едва взошёл, а он уж князю в уши вдул! Вот-де, Володимир-князь, молодец тебе! Он со той змеюкою треклятою договор имел! Он один со тою нечистью волен речь держать! Одного Добрынюшку змеища подколодная и боится лишь! Так пущай Никитин сын да идёт один во поле чистое! Вот пущай Никитин сын и воротит Потятишну во хоромы-то во князевы, в стольный Киев-град, во те палаты Мономаховы!