— Сёстры и братья, сегодня великий день! Именно сегодня пять лет назад над этим зданием впервые воссиял логотип компании, а все мы смогли собраться здесь, чтобы славить то, что даёт нам любовь, силу и защиту в этом жестоком мире, полном опасностей и горя.
После этих слов свет в зале потускнел, будто по сигналу. Автоматические ставни на узких окнах с легким жужжанием опустились, повсюду загрохотали скамьи — это прихожане с готовностью вставали на ноги. Пэм поспешила подняться вместе со всеми, хотя и не понимала для чего.
Голограммы вдоль стен медленно погасли, а за спиной преподобного словно разверзлась ярко-голубая бездна, над которой воспарил логотип «Виндзора». Ещё через мгновение с потолка полилась громкая музыка, гнетущая и торжественная. От раскатистого глубокого звука волоски на коже сразу встали дыбом, а по рукам и спине побежали колючие мурашки… Памела даже не сразу узнала гимн корпорации, так странно он звучал, исполняемый на неведомом инструменте.
— Это орган, — крикнула на ухо подруге Соня. — Правда, красиво?
А когда вступительный проигрыш завершился, паства в едином воодушевлении грянула: «Спасибо компании нашей за свет, за любовь, за тепло…» Пэм автоматически пела вместе со всеми. Сперва она чувствовала себя глупо, а потом, оглядевшись по сторонам, странным образом воодушевилась. Люди вокруг неё и вправду были счастливы, они верили в то, о чём пели, и ведь правда, пели о хорошем: о корпорации, о её процветании, о великих делах, о расширении влияния и трепетной заботе о каждом сотруднике…
Мало-помалу скептицизм начал отступать. Памелу подхватило и понесло общее настроение: ощущение любви, стабильности и защищённости. Ей стало хорошо и радостно, казалось, будто она летит в светлую бездну за спиной Преподобного, летит к счастью и радости.
Рядом улыбалась довольная Соня, она кидала на подругу торжествующие взгляды и всем своим видом показывала, как рада, что Пэм, наконец-то, перестала упрямиться и пришла туда, куда её зазывали столько лет.
Когда гимн «Виндзора» отгремел, а пробирающая до мурашек музыка стихла, стена снова стала стеной, прихожане расселись обратно по местам, а Преподобный Мэддок всё тем же бархатистым ласковым голосом заговорил со своей трибуны:
— Братья и сёстры, накануне забота о будущей пастве завела меня в соседний сектор, где присутствие духовного лица потребовалось в фильтрационном лагере для не-сотрудников. Скажу вам, если не знаете, наша корпорация в великом своем человеколюбии по-прежнему принимает из-за Периметра отчаявшихся людей, нуждающихся в защите и помощи.
На стене за ним сразу же возник видеоряд: изможденные люди в обносках на фоне драматических руин.
— И вот буквально вчера я знакомился с этими несчастными беженцами. Тридцать человек, братья и сёстры! Тридцать измученных душ, спасённых и, наконец-то, получивших надежду на счастье цивилизованной жизни! Братья и сёстры, то были мужчины, женщины и дети. Несчастные, которые, чтобы выжить, с малых лет занимались самыми отвратительными преступлениями и проституцией. Их избивали и унижали, их истязали ради забавы, а они не могли добыть себе денег, не могли наесться досыта, у них никогда не было крыши над головой, потому что жили они в развалинах старых домов, а питались крысами и пили лишь нечистую дождевую воду…
Видео с изможденными грязными людьми сменилось изображением девочки лет десяти, одетой в одну лишь изодранную футболку. Девочка сидела на тощем грязном матрасе, брошенном прямо на пыльные бетонные обломки. Затем возник другой снимок: длинная очередь истощенных мужчин, тянущаяся к темному прямоугольному проёму в стене.
— На их глазах убивали и мучали, они занимались воровством и грабежом, а тела их обезображены шрамами и язвами, завшивлены и грязны.
В подтверждение этих слов на стене возникло короткое видео: разрушенный город, низкое серое небо, лужи и люди, сидящие на обломках и жадно поглощающие какую-то отвратительную пищу из мятой пластиковой посуды.
— И вот, когда я увидел их, сердце моё преисполнилось радости.
Свет погас, равно как и все изображения, только логотип «Виндзора» снова ярко переливался во тьме.
— Почему, спросите вы? Почему вид человеческого падения и страдания пробудил во мне счастье? А потому, что отныне тридцать этих несчастных, познают настоящую жизнь. У них будет работа и крыша над головой, еда, вода, помощь медиков — всё то, о чём они даже мечтать не смели, живя за Периметром. Их глаза светились восторгом и искренней радостью. Но тут моё сердце опечалилось.
Логотип потускнел.