Исполнение желаний

Клэр не притронулась к своему вину. Сидела, откинувшись в кресле, страшно уставшая от бессонной ночи и лихорадочных предположений, сжимала руками подлокотники кресла. Все ее существо казалось застывшим и сжавшимся.

Неужели заявление Франчески прошлым вечером не имело никакого значения? Но ведь Мануэль сам подтвердил, что она полна решимости вступить в удачное супружество. Но супружество с кем? Жильберто много раз признавался, что влюблен в Франческу, но его напыщенное, экстравагантное восхищение певицей носило какой-то привкус театральности. К тому же Жильберто был убежден, что она увлечена графом.

Кровь в висках Клэр неистово стучала. Она видела, как пожилая сеньора Пантал поднялась из-за стола, и это был сигнал, который не могла проигнорировать ни одна из дам. Все сейчас разойдутся по своим комнатам, но Клэр не могла ждать целый час, пока они будут отдыхать на верхнем этаже. Ей хотелось отправить слугу за своим жакетом и официально попросить Мануэля, чтобы ее отвезли в Каза-Венуста.

Она прогуливалась по террасе, наблюдая, как женщины расходятся по комнатам.

Потом сердце подсказало ей, что сзади нее стоит Мануэль. Клэр не смела взглянуть на него, боясь увидеть все то же насмешливое выражение на его лице.

— Клэр... мы больше не можем откладывать этот разговор. Пойдемте со мной.

Не задумываясь, она последовала за ним. Он открыл дверь и пропустил ее вперед. Они долго шли рядом по коридору, затем свернули за угол и оказались в комнате, где хранился исторический фарфор в шкафах в стиле ампир. Он закрыл за собой двери и на несколько мгновений прислонился к ним спиной, прежде чем осторожно направиться в центр комнаты.

— Садитесь и, пожалуйста, перестаньте дрожать, будто я приставил пистолет к вашей голове. Я никогда этого не сделаю.

Она опустилась в кресло и подняла навстречу ему свое лицо, на котором было написано напряжение, как, кстати, и на его собственном, и в то же время оно было смущенным и испуганным.

— Мануэль... что я такого сделала? Что вызвало этот страшный гнев, что вы даже не могли со мной разговаривать?

Он покачал головой и направился к открытому окну. Она видела, как ногти его пальцев вонзились в ладони, он был до крайности взволнован, что было ему совершенно несвойственно, и от этого у нее перехватило дыхание.

— Я объясню. — Его тон свидетельствовал, что ему с трудом удается себя контролировать. — Записка, которую прислал мне Николас, была очень короткой. В ней говорилось, что вы собираетесь улететь в одном самолете с Сарменто и что если он ничего не услышит от меня до двенадцати часов, то решит, что мое согласие получено. Сверху в углу он отметил время — десять часов, но когда я получил записку, было уже без двадцати двенадцать, и я находился на противоположном конце острова. Я не могу вам сказать, что со мной было.

— Но... но почему, Мануэль?

— Это вас, конечно, страшно удивляет. — Крупные ноздри его носа побелели, когда он устремил на нее свой взгляд, а на скулах заходили желваки. — Почему-то утвердилось мнение, что у меня нет чувств. Вы могли просто сесть в самолет и улететь, даже не подумав, что будет с Мануэлем де Кастро! Вы не знали, что Николас написал мне эту записку, или знали?

— Нет. Я...

— Вы действовали преднамеренно... собираясь улететь, чтобы я об этом не знал?

— Боюсь, что это так. Видите ли...

— Забавно, не правда ли, представить себе, как я взбешен! Циник с извращенным сердцем! Прекрасная шутка! О, великие небеса!

Он снова направился к ней, сверкая глазами, а затем с огромным усилием остановил себя, произнеся глухим голосом:

— Надо же было случиться такому несчастью, что я влюбился в женщину, которая так боится самой себя, что готова выйти замуж за своего опекуна или сбежать, но я изменю все это. Я заставлю вас полюбить себя!

У Клэр перехватило дыхание. Казалось, весь мир обрушился на нее. Она и не заметила, как оказалась рядом с ним, пытаясь увидеть то, что скрывалось в его темных страстных глазах.

— Может быть, мы оба обезумели? — прошептала она. — Это же невероятно, что вы могли полюбить меня.

— Вы еще расскажите мне о том, что сердцу не прикажешь! Но ведь вы сами уже почти что влюблены в меня. Я же не бесчувственный чурбан!

— Мануэль, — сказала она умоляющим голосом, — прошу тебя, повтори эти слова.

Его зубы сверкнули в улыбке.

— А вы повторите, что я — не бесчувственный чурбан. Я действительно не такой! Почти наверняка не такой!

— Конечно нет, вы совсем иной. Но вы же не могли влюбиться вот так сразу. Для этого же ведь нужно время.

— Нужно время! Мой Бог, вы совершенно правы, но, к сожалению, англичане страшные тугодумы, и к тому же их сердца всегда на замке!

Наконец он позволил себе взглянуть на нее без гнева. Он увидел ее бледное, поднятое к нему лицо, дрожащие губы, глаза, которые были переполнены болью и чем-то еще.

Мануэль тяжело дышал.

— Я люблю тебя больше жизни! — сказал он.

Она отозвалась прерывистым, тихим и неуверенным смехом.

— О, Мануэль! И ты хочешь заставить меня полюбить тебя тоже? Когда?

— Сейчас! — и заключил ее в свои объятия.