Исполнение желаний

Последующие пять минут Клэр едва ли могла осознавать, что же на самом деле происходит; все чувства, кажется, зациклились на жестоких пальцах, вонзившихся, как когти какой-то мощной, неизвестной птицы в нежную плоть ее руки. Они оттащили ее от Инез и Николаса, заставив ее следовать в густую тень между деревьями, в результате чего взлетное поле очень скоро исчезло из вида, и вскоре под кроной деревьев даже не было видно неба.

— Мануэль, не нужно! — просила она. — Это же больно.

— Значит, я причиняю боль, — сказал он насмешливо. — И это, как бы вы сказали, очень плохо! Будьте благодарны, что это совсем не так больно, как мне бы хотелось сделать!

Но он все-таки отпустил ее руку и смотрел на нее с такой злостью, что она отшатнулась от него и прижалась спиной к стволу дерева.

Некоторое время мотор самолета работал на нормальных оборотах. Затем взревел. Клэр думала об Инез и ее отце, которые, вероятно, старались разыскать ее глазами среди деревьев, когда проносились мимо, и скорее всего качали головами, в то время как самолет делал разворот, чтобы направиться в сторону материка. Они могли решить, что Мануэль задушил ее. Она подавила в себе болезненное, истерическое рыдание.

— Я не могу вспомнить, чтобы я испытывал подобный гнев... и чтобы меня так ранили, — произнес Мануэль каким-то странным голосом, словно у него пересохло в горле. — Я не могу об этом сейчас говорить. Мы поедем ко мне в Кастело.

Он больше к ней не прикасался. Как только Клэр заняла место рядом с ним в машине, она бросила на него быстрый взгляд. Он выглядел гораздо старше... и очень измученным.

Весь путь в Кастело граф не проронил ни слова, сосредоточив все внимание на дороге. Они были так близко друг от друга и в то же время так далеко. Что же она такое натворила с этим отъездом, подвергая себя пыткам и нанося раны Мануэлю.

И все-таки каким образом ее отъезд с острова мог ранить его — каким образом?

Обед не носил официального характера и был сервирован на террасе, а не в столовом зале. Здесь были все — семья Монтейра, Жильберто, Франческа и сеньора Пантал, и большинство из них пребывало в возбужденном состоянии. Мануэлю не было никакой необходимости сидеть во главе стола, вся мебель на террасе была расположена таким образом, что никто не сидел к саду спиной, а потому он занял центральное место на дальней стороне стола, около застекленных дверей. Клэр сидела от него совсем далеко, и ее единственным соседом был сеньор Монтейра, а с другой стороны от нее была украшенная орнаментом каменная балюстрада.

У нее совсем не было аппетита, совсем не хотелось есть или пить вино, не было никакого желания поддерживать веселый разговор. Мануэль, кажется, пришел в себя, хотя в его улыбке можно было отметить какой-то намек на строгий аскетизм. Большинство его замечаний посвящались сеньоре Пантал.

Именно она расспрашивала его довольно громким голосом:

— Итак, вы занимались тем, чтобы обеспечить работой ваших рабочих в зимний сезон, Мануэль? А что они делают, когда этот сезон кончается?

— Занимаются корчеванием деревьев, а также обработкой земли. Некоторые культуры высаживаются в прохладные месяцы, сеньора.

— А их бригадиры достаточно надежны?

— Они тоже островитяне, сеньора. Им ничего здесь не добиться, если они не будут честными. А потому я им доверяю.

Франческа рассмеялась — звонкий короткий звук:

— Мануэль доверяет мужчинам, потому что он сам мужчина. Это женщинам, по крайней мере некоторым из них, он не доверяет.

— Вы несправедливы к самой себе, Франческа, — сказал Мануэль добрым голосом, хотя и несколько таинственно. — Чем вы занимались сегодня утром?

Вместо нее отвечал Жильберто. Театральный деятель делал небольшие надрезы на персике с помощью ножа для фруктов, и его усмешка была одновременно хитрой и озабоченной:

— Сегодня мы опять спорили, и казалось, что этому не будет конца. Опять сплошная неопределенность. Имя Франчески Альварес смотрится так привлекательно на электрических табло рекламы, и было бы огромной жертвой от этого отказываться — слишком большой! Завтра мы снова начнем жаловаться на слабость гортани, и это будет снова и снова повторяться после напряжения каждого оперного сезона, а потом мы будем говорить: «Жильберто, ты очень хороший, очень терпеливый, я с радостью выйду за тебя замуж — как-нибудь, чуть попозже». Это доводит меня до отчаяния.

Клэр почти ничего не поняла из сказанного. Его рокочущий голос и идиоматические, с типичной португальской спецификой, выражения скрывали значение того, что он имел в виду, и требовалось время, чтобы дойти до сути сказанного. К этому времени Франческа вызывающе откинула назад свою белокурую голову и сказала:

— Жильберто, ты и нехороший, и нетерпеливый. Как я могу дать окончательный ответ в Кастело, на Святой Катарине? Здесь сам воздух подобен вину, луна и пальмы красуются на фоне величественных колонн, а море поет с бесподобной лаской. Здесь невозможно проверить, истинна ли твоя любовь. Все кажется таким простым и прекрасным.