С внутренней стороны отделанной под полированное красное дерево двери щелкнула задвижка. Яков Наумович упер кулаки в бока, растопырив локти и слегка расставив ноги, чтобы охранник, выйдя из туалета, по одной его угрожающей позе понял, что дела плохи. Ядовитые цветы гневного красноречия, один за другим распускаясь в уме, ровным рядком, как патроны в обойме, укладывались на кончике языка. Поймав себя на сочинении длинной язвительной тирады, Хвост пренебрежительно усмехнулся: не дождетесь! Яков Портной еще не настолько впал в маразм, чтобы выплескивать избыток адреналина, рожденный унизительным страхом, на бритую чугунную башку первого подвернувшегося под руку быка. Распекать охрану ниже его достоинства, и все, что он скажет этому болвану, ограничится коротким: «Ты уволен».
Начищенная до блеска латунная ручка повернулась, дверь распахнулась, и в ярко освещенном проеме показалась рослая мужская фигура. Расстояние было мизерное, видимость превосходная, и сознание Якова Наумовича со скрупулезной точностью цифрового фотоаппарата запечатлело открывшуюся его взгляду картину: выложенная дорогой импортной плиткой стена, уголок зеркала над фаянсовой раковиной рукомойника, незнакомый человек в темных очках, стоящий на пороге, а на кафельном полу – широко разбросанные ноги в темных брюках со стрелками и черных кожаных туфлях с узкими квадратными носами.
Незнакомец в темных очках был одет вполне демократично, в простые джинсы из немнущейся синтетики и легкую непромокаемую куртку. На голове у него было черное кепи с какой-то эмблемой, а на руках – тонкие кожаные перчатки. Обмена репликами не последовало – незнакомец просто поднял на уровень глаз правую руку, в которой блеснул увенчанный длинным глушителем вороненый ствол, и спустил курок.
Выстрел был произведен почти в упор, и драгоценное содержимое хитроумной головы Якова Наумовича Портного веером вылетело наружу через развороченный пулей затылок, забрызгав добрую половину кабинета. Стреляная гильза, дымясь и дребезжа, откатилась в сторону и, качнувшись пару раз, остановилась у плинтуса. Стрелок покосился на нее, но поднимать не стал.
Хвост лежал в луже крови на пороге своего кабинета, глядя в потолок остановившимся немигающим взглядом. В глубине помещения виднелся стол с разбросанными по нему паспортами, лежащим на краю пистолетом и возвышающейся почти точно в центре ополовиненной бутылкой коньяка. Темное стекло выходящего в ресторанный зал панорамного окна на мгновение отразило маячащую в проеме открытой двери фигуру в спортивной куртке, черном кепи и солнцезащитных очках. Потом стрелок отступил от двери и неторопливо двинулся по коридору в сторону лестницы, на ходу свинчивая со ствола «Стечкина» глушитель.
Спустившись на первый этаж, он вышел в сумрачный ресторанный зал. Лампы здесь не горели, их с грехом пополам заменяло освещенное окно кабинета управляющего, маячащее в высоте, как широкоформатный экран кинотеатра под открытым небом. Огибая столики, стрелок пересек зал и вышел в вестибюль, освещенный только проникающим снаружи через стеклянную входную дверь дневным светом. Поляризованное дверное стекло снаружи было зеркальным, что позволяло, оставаясь незамеченным, видеть по-прежнему стоящих на крыльце охранников, двое из которых оберегали жизнь покойного Хвоста, а двое работали на Бурого. Сам Бурый в компании своего третьего телохранителя лежал на скользком мраморном полу вестибюля. В левой руке мертвого бодигарда похрипывала статическими помехами включенная рация, правая все еще цеплялась за рукоятку наполовину вынутого из наплечной кобуры пистолета. На полу поблескивали медными боками две стреляные гильзы, в забрызганной кровью зеркальной стене напротив выхода темнело окруженное сеткой трещин пулевое отверстие. Здесь до сих пор попахивало пороховым дымом, и, с легкой полуулыбкой разглядывая маячащих за коричневатым на просвет стеклом охранников, стрелок с удовольствием вдыхал этот знакомый, милый сердцу запах. Для него он издавна ассоциировался с победой – как обычно, одержанной всухую.
Он посмотрел на рацию, которая все так же хрипела и потрескивала помехами, подмигивая зеленым огоньком индикатора. В голову пришла показавшаяся довольно заманчивой идея: взять эту штуковину и, включив на передачу, простонать в микрофон что-нибудь типа: «Здесь засада, хозяин ранен… Мочи их!» Он сразу отказался от этой мысли: убийство – эффективная, но крайняя мера, и прибегать к ней без необходимости не следует. Стоящие на крыльце мордовороты сами по себе, без хозяев, ничего не стоят и не значат, а перестрелка, завязавшаяся средь бела дня в центре города, соберет сюда кучу людей в погонах, что, возможно, существенно осложнит жизнь организатору этой кровавой шалости. Да и вообще, не мальчик уже, чтобы озоровать…