— За нами следят. Тот оцепеневший субъект.
Выждав с минуту, Шорохов взглянул в ту же сторону. За столиком почти у двери, спиной к ним, сидел человек, который вчера шел за ним от вокзала.
— Но зачем ему себя нам показывать? — спросил Шорохов. — Мог стоять за портьерой, ждать на улице.
— Мог, но не стал. Мало ли?.. Так вот, повторю: полную опись. Вы меня слушаете?.. Так и скажите: «Полную». Он поймет. И заметьте: господин Ликашин вчера на это намекал. Такие люди, как он, на ветер слов не бросают.
Манукову, высокому заокеанскому эмиссару, предлагалось спешно прибыть в Таганрог! Наглость. Или козловский издатель-редактор действительно владел документом достаточно важным. Купить самому. Если ничего стоящего не окажется, предложить Манукову, "Федору Ивановичу", наконец. Мол, представился случай, рискнул. Не очень и обманет, в общем. Правда, отдаст почти всю нынешнюю наличность. Сложность немалая.
Опасливо косясь на филера, Чиликин продолжал:
— Телеграфируйте, телефонируйте. До Ростова семьдесят верст. Поезда ходят. Может, наконец, выехать на авто.
— А если я его не застану в Ростове?
— Ваши заботы. Послезавтра я уезжаю. Вообще из России, — он еще раз качнул головой в сторону филера. — И, знаете, я ухожу. Завтра под вечер зайдите. Торжковская восемь. На подоконнике будет гореть лампа. Дверь окажется не на запоре.
— Нам еще не подали.
— Пойдемте. Все гораздо серьезней, чем полагаете.
Они вышли на улицу.
— Разойдемся на перекрестке, — сказал Чиликин.
Они так и сделали, но, едва свернув за угол, Шорохов остановился. Темнота только начала сгущаться. Улица еще просматывалась на всю длину. Шли какие-то женщины, старики. Никого больше.
Так что же? Слежка была вовсе не за Чиликиным, а за ним самим, как и вчера? И теперь этот человек в сером пиджаке, в галифе за ним наблюдает?.. Но тогда то, как он, Шорохов, сейчас ведет себя, глупость вдвойне. Уходить. Ничего больше не остается. Филер проводит до гостиницы, потом кому-то где-то об этом доложит. Примут к сведению. И что из того?..
На следующий день, под вечер, Шорохов пришел по чиликинскому адресу.
Дом был кирпичный, в один этаж. Высокое крыльцо с чугунным, узорчатым козырьком вело к дубовой двери с темной от времени бронзовой ручкой в виде гусиной шеи. Еще издали заметил: на подоконнике, за шторой, тусклый огонек. Оглянулся. Улица пустынна, сумерки. Отчетливо что-либо можно различить лишь шагов на сто, не больше.
Помнил: "Дверь окажется не на запоре". Но дверь-то еще и приотворена! Об этом Чиликин не говорил. Что бы ни было, а входить надо.
Не вынимая из кармана наган, Шорохов наощупь перевел предохранитель, снова огляделся. Безлюдье, прежняя тишина.
Перешагнул порог.
В прихожую выходило три двери. Толкнул правую. Она верней всего вела в комнату, где на подоконнике горела лампа. Сразу увидел Чиликина. Oн лежал на полу лицом вверх. Глаза были открыты. У головы темным кругом растеклась кровь.
Шорохов отступил в угол комнаты, в черный прямоугольник, образованный тенью распахнутой двери. Оттуда оглядел комнату.
На полу, среди канцелярских папок, бумажек — перевернутые ящики письменного стола.
Вытащили, вывалили все, что в них было.
Дверцы книжного шкафа распахнуты, книги разбросаны по полу, многие из них раскрыты веером.
Искали какой-то листок, конверт, который мог быть в книгу заложен.
Стулья тоже перевернуты. Кожа сидений вспорота. Искали и там. Значит, в ящиках, в книгах, того, что интересовало, не нашлось.
Тишина по-прежнему была полной. Ни с улицы, ни из глубины дома не доносилось никаких звуков.
Поднявшись на цыпочки, Шорохов подошел к Чиликину, наклонился, приложил руку к его груди. Мышцы одеревянели. Пригляделся: кровь на полу — сухое пятно. Убит не меньше шести часов назад.
Но почему горит лампа на подоконнике? Притом — керосина убыло не так много. Зажгли, самое большее, час-полтора назад.
Знали, что должен придти Мануков? Поджидали?
Шорохов еще раз склонился над трупом Чиликина.
Костюм не смят, руки спокойно вытянуты.
Не сопротивлялся.
Что же тут было?
Пуля вышла и верхней части лба, у кромки волос. Стреляли сзади, в затылок, притом снизу вверх. Объяснить можно только так: убили неожиданно, скорей всего в приятельском разговоре, незаметно занеся руку с револьвером за спину. Предательство. Что еще и могло быть?
Шopoxoв снова отступил в темный угол.
Итак, убили. Потом приступили к обыску. Начали с письменного стола. Вывернули ящики. Перерыли книжный шкаф. Перетрясли книги. Взялись за стулья. Вспороты сидения трех. Четвертый стул пощадили. Значит, то, что искали, нашли. Или — кто-то помешал. Не он ли своим приходом?
Шорохов услышал тяжелые вздохи. С ужасом перевел глаза на Чиликина. Жив?
Другое! Шум чьих-то шагов.
Выхватив наган, прижался спиной к стене.
Лампу смело с подоконника.
Успел удивиться: "Где же звук выстрела?"
В комнате была еще одна дверь. От удара она распахнулась. В темноте какой-то человек пробежал мимо Шорохова.
Уходить и ему? У крыльца напорешься на того, кто только что пробежал.
Или на того, кто выстрелил в лампу. Если не было слышно звука, значит, стреляли с улицы.
Кто?