Искусство житейской мудрости

Обе эти формы практической мудрости характеризуются искусственностью. Приходится дважды подумать, прежде чем смысл пословицы или максимумы станет совершенно ясен. «Ранняя пташка ловит червяка» на первый взгляд кажется таким же бессмысленным предложением, как и «На Дуврской дороге есть вехи». Поэтому именно тогда, когда литература проходит через свою искусственную стадию, естественно появляются афоризмы. Таким образом, было чётко предопределено, когда появится книга максимумов, она будет написана иезуитом, чтобы быть мирской, но не слишком; испанцем, чтобы иметь знания; и во время преобладания Культизма, чтобы иметь причудливость, чтобы привлечь внимание.

III. Из «Руководства Оракула»

Итак, доказав, что идеальной книгой максимумов суждено быть «Руководству Оракула» Бальтасара Грасиана, приступим к доказательству, как это делают школьники с суммами. То, что это лучшая книга максим, является предрешённым выводом, потому что другой такой нет. Шопенгауэр, который перевёл эту книгу, замечает, что в немецком языке нет ничего подобного ей, а в английском, безусловно, нет ничего, приближающегося к ней, и если Франция или Италия могут создать книгу, превосходящую её, то странно, что её слава осталась такой ограниченной в родной стране.

Не то чтобы почти на всех языках не было книг, обучающих искусству самосовершенствования. Успех книги доктора Смайлза «Самопомощь» – достаточный тому пример14. Любопытно, что наибольший успех книга доктора Смайлза имела в Италии, где она породила целую литературу самопомощи, как называют её сами итальянцы. Или, скорее, не любопытно, потому что, если вы хотите найти самый неромантичный набор идеалов в наши дни, вам следует поискать среди романских народов.

Однако Грасиан не соревнуется с доктором Смайлзом. Он не занимается Бродвейшайтом; он исходит из того, что вульгарный вопрос о хлебе и масле уже решён в пользу его читателя. Он может быть мирским, но он думает о великом мире. Он пишет для людей с положением и о том, как извлечь из него максимум пользы. И цель, которую он ставит перед такими людьми, не совсем эгоистична.

«Единственное преимущество власти в том, что ты можешь сделать больше добра» – единственная рациональная защита честолюбия, и Грасиан использует её (Max. cclxxxvi).

Действительно, тон книги исключительно высок. Невозможно обвинить в подлости человека, который является автором таких изречений, как:

«Нельзя слишком хвалить человека, который хорошо отзывается о тех, кто говорит о нём плохо» (clxii).

«Друзья – это второе рождение» (cxi).

«Когда менять разговор? Когда начинают скандалить» (ccl).

«В великих кризисах нет лучшего спутника, чем смелое сердце» (clxvii).

«Секрет долгой жизни: веди добропорядочную жизнь» (xc).

«Можете похвастаться тем, что, если бы галантность, щедрость и верность были потеряны в мире, люди смогли бы найти их снова в вашей душе» (clxv).

«Человек чести никогда не должен забывать о том, что он есть, потому что он видит, что есть другие» (cclxxx).

Есть и целые разделы, посвященные таким темам, как прямота (xxix), сочувствие великим умам (xliv), расположению духа (lxxix) и т. д. Не то чтобы он был лишён более тонких приёмов мирских мудрецов. Нельзя пожелать ничего более циничного и жгучего, чем следующее: