В 1871 году я вместе с г-ном Магнюссоном отправился в Исландию. Я не только имел удовольствие видеть там овеянные романтикой пустынные места, но получил там урок, который запомнился на всю жизнь, а именно, что самая кошмарная нищета — пустяковое зло в сравнении с неравенством классов. В 1873 году я отправился в Исландию снова. В 1876 году опубликовал перевод «Энеиды» Вергилия, который был достаточно хорошо встречен. В 1877 году я начал свою последнюю поэму «Эпос о Нибелунгах», преимущественно основанную на исландской версии. Я выпустил эту поэму в свет в 1878 году под названием «Сигурд Волсунг и Падение Нибелунгов».
Все это время я упорно трудился и в своей фирме, где я имел успех даже с коммерческой точки зрения. Я уверен, что не будь я столь настойчив в некоторых принципиальных отношениях, то мог бы наверняка стать весьма богатым человеком, но даже и теперь мне не на что жаловаться, хотя последние несколько лет в деловом отношении не были успешными.
Все художественные эскизы, используемые для декоративности, — обои, ткани и прочее — я делаю сам. Я должен был ознакомиться не только с теорией, но и в какой-то степени с практикой ткачества, крашения и ситценабивного дела. Все это, я должен признаться, доставляло и доставляет мне огромное удовольствие.
Но при всем успехе я не мог не осознавать, что искусство, созданию которого я способствовал, должно отойти со смертью немногих из нас, по-настоящему о нем заботящихся, что перемены в искусстве, основанные на усилиях индивидуумов, должны прекратиться вместе с индивидуумами, вызвавшими эти перемены. И мои занятия историей и мои жизненные конфликты с мещанством современного общества вынудили меня прийти к убеждению, что искусство не может, по-настоящему жить и развиваться при нынешней системе торгашества и выколачивания прибылей. Я старался развивать эту точку зрения, которая, по сути дела, представляет собою не что иное, как социализм глазами художника, в различных лекциях, первую из которых я прочитал в 1878 году.
Приблизительно в то же время, когда я начал столь усиленно размышлять на эти темы и почувствовал необходимость изложить свои взгляды перед широкой публикой, разразился кризис в связи с восточным вопросом и тем волнением, которое завершилось свержением правительства Дизраэли{37}. Со всем энтузиазмом я присоединился к движению протеста, выступая на стороне либералов, поскольку мне казалось, что Англия рисковала оказаться втянутой в войну, и она была бы обязана этим партии реакции. Вместе с этим я ужасно боялся взрыва шовинистических настроений, которые прокатывались по стране, и опасался, что, если война в Европе будет забавлять нас, никому в нашей стране не захочется вникать в социальные проблемы. К тому же я понимал, что в Англии не существует партии более прогрессивной, чем радикалы, которые, запомните это, заявили, что они в оппозиции и к партии, открыто провозгласившей себя реакционной. У меня не было иллюзий на тот счет, что дело закончится победой либералов, хотя я и надеялся, что это сдержит поток шовинизма, национальной ненависти и предрассудков, к которым я всегда буду испытывать глубочайшее презрение. Поэтому я принял активное участие в антитурецком движении, стал членом Общества по решению восточного вопроса и упорно работал в этой области.
Я познакомился с некоторыми деятелями тред-юнионов того времени, но пришел к выводу, что они находятся под влиянием буржуазных политиканов и как только добьются победы на общих выборах, то не сделают ни одного шага вперед. Деятельность и бездеятельность нового, либерального парламента, в особенности закон о приостановке конституционных гарантий и война биржевых маклеров в Египте, положили конец последним моим надеждам, которые я мог еще возлагать на союз с радикалами, какими бы прогрессивными они себя ни провозглашали.
Я вошел в состав Комитета (секретарем которого был г-н Герберт Бэрроуз){38} — этот Комитет пытался выступить в определенной оппозиции к общему курсу, который либеральное правительство и либеральная партия стремились осуществить в первые дни этого парламента. Но деятельность Комитета потерпела полное фиаско, поскольку в ней отсутствовали какие-либо практические принципы, которые могли бы объединять его участников. Я упоминаю об этом с намерением показать, что я серьезно стремился присоединиться к любой организации, которая, казалось, готова была содействовать делу прогресса.
Следует понять, что я всегда стремился примкнуть к любой организации, открыто провозглашавшей себя социалистической. Так, когда в прошлом году г-н Гайндман предложил мне вступить в Демократическую федерацию{39}, я принял это приглашение, надеясь, что она будет выступать в пользу социализма, хотя у меня и были определенные сомнения по поводу ее деятельности. В целом же я должен признать, что в ее деятельности имеется меньше недостатков, чем можно было ожидать.
Мне следовало также написать выше, что в 1859 году я женился, и от этого брака у меня родились две дочери, с большим сочувствием относящиеся к целям моей жизни.