Искусство быть (сборник)

В каждой культуре соотношение между вещами и действиями различно. В противовес современному человеку, окруженному множеством вещей, племя простых охотников и собирателей, например, имело дело с относительно немногими вещами: несколько орудий труда, несколько сетей и немного оружия для охоты, скудная одежда, какие-то украшения и посуда, а вот постоянных жилищ еще не было. Пищу нужно было поскорее съесть, чтобы она не испортилась.

Вместе с количеством вещей, с которыми человек взаимодействует (или просто его окружающих), необходимо рассмотреть значение его действий. Разумеется, он чувствует, видит и слышит, поскольку его организм так устроен, что у него практически нет другого выбора. Он видит животное, которое может убить, чтобы добыть себе пищу, слышит шум, который предупреждает об опасности; зрение и слух выполняют биологическое назначение – помогают выжить. Но человек слышит не только ради выживания, он может также слышать «расточительно» с биологической точки зрения, когда слух не выполняет конкретной биологической роли, не считая общей цели увеличения жизненной энергии, благополучия, повышения бодрости. Когда он слышит вот так нецеленаправленно, мы говорим, что он слушает. Он слушает пение птиц, шум дождя, теплый тембр человеческого голоса, возбуждающий ритм барабана, мелодию песни, концерт Баха. Слух становится трансбиологическим – гуманизированным, активным, созидающим, «свободным», а не просто биологически необходимым качеством.

То же самое можно сказать о зрении. Когда мы видим прекрасный орнамент на очень древнем глиняном кувшине, движения животных и людей, нарисованных в пещере 30 тысяч лет назад, сияние любящих лиц или ужас разрушений, сделанных рукой человека, мы также переключаем свои внутренние механизмы с биологически необходимой деятельности в царство свободы: от «животного» существования к «человеческому». То же самое верно и в отношении других чувств: вкуса, осязания, обоняния. Если мне нужно поесть, потому что мое тело требует пищи, то обычным признаком этой потребности является голод. Если же человек хочет поесть, чтобы получить удовольствие от вкусной пищи, он скорее будет говорить об аппетите. Изысканная еда является таким же продуктом развития культуры, как музыка и живопись. Обоняние в этом смысле тоже не отличается (с точки зрения филогенетики обоняние – это основное чувство, служащее для ориентации животных, как для человека – зрение). Наслаждение приятными запахами, например, духов, открыто людьми уже очень давно, оно является роскошью, а не биологической необходимостью. То же различие, не столь явное, но, несомненно, существующее, относится и к осязанию. Я лишь напомню читателю о тех, что прикасаются к другим людям как к куску ткани, когда проверяют ее качество, в противовес тем, чье прикосновение теплое и нежное.

Разницу между биологической необходимостью и инстинктивным желанием (которые дополняют друг друга), с одной стороны, и приносящими радость свободными проявлениями чувств – с другой, можно ясно увидеть на примере полового акта, в котором участвуют все чувства. Секс может быть грубым проявлением биологической необходимости, то есть вынужденным, несвободным и однообразным. Но он может быть и свободным, радостным, активным – подлинной роскошью, не преследующей какую-либо биологическую цель. Различие, о котором я здесь говорю, – это различие между двумя видами действий: пассивным, вынужденным и активным, продуктивным, творческим. Позднее мы обсудим это различие более подробно.

Здесь я хотел бы подчеркнуть, что если область вещей у первобытного охотника существенно меньше, чем у кибернетического человека, то в области человеческой активности подобного несоответствия нет. Собственно, существуют веские доводы в пользу предположения, что первобытный человек делал больше и был значительнее человека индустриальной эпохи. Давайте коротко рассмотрим эту ситуацию.

Начнем с того, что всю физическую работу, которую нужно было выполнить, он делал сам. У него не было рабов, которые бы на него работали, женщины не были эксплуатируемым классом, у него не было ни машин, ни животных, которые бы на него работали. В том, что касалось физического труда, человек зависел только от себя самого и ни от кого, кроме себя. Но, последует стандартное возражение, это справедливо лишь для физической деятельности человека; что же касается размышлений, наблюдений, воображения, рисования, философских и религиозных изысканий, то доисторический человек сильно отстает от человека эпохи машин. Это возражение выглядит убедительным, поскольку на нас влияет представление о том, что возросшие сроки обучения соответствуют возросшей интеллектуальной и художественной активности. Но это вовсе не так. Наше образование не способствует развитию мышления или активного воображения[68].