Его случай стал предметом интереса и описания довольно рано. Сначала в 1902 году в Швеции, потом в 1909‐м — в Германии (публикация статьи в журнале «Kunst und Künstler», которая, впрочем, не была единственной)[86]. А в 1911 году Карл Валин издает подробную биографию Юсефсона, включающую исследование его поздних работ в перспективе психической болезни. Еще более существенным для дискурса аутсайдерского искусства является то, что работы Эрнста Юсефсона позднего периода на берлинском Сецессионе выставлялись совместно с произведениями художников группы «Мост». Они привлекли внимание, а Эмиль Нольде купил три работы для своей коллекции[87]. Таким образом, понятно, что работы Эрнста Юсефсона были известны немецким живописцам по крайней мере с 1909 года.
Сравнение живописи Эмиля Нольде и Эрнста Юсефсона позволяет увидеть, как близки эти художники, и помогает объяснить привлекательность для Нольде его предшественника. Исследователь аутсайдерского искусства Джон Макгрегор связывает обращение Эмиля Нольде в 1909 году к религиозным сюжетам и образам влиянием творчества Эрнста Юсефсона[88]. Нольде, используя те же формальные методы и цвета, достигает той же интенсивности и живописного напора, что и Юсефсон ранее.
Влияние «скандинавской волны» с ее диссонативными, «безумными» коннотациями на сложение экспрессионизма не ограничивается только искусством Эрнста Юсефсона. Важно отметить и популярность среди экспрессионистов Эдварда Мунка (1862–1944) (его участие в кёльнской выставке 1912 года было отмечено выше), а также Августа Стриндберга (1849–1912) — литератора-визионера, описывающего свой психиатрический опыт в текстах[89]. Это были те «точки роста», которые формировали интерес к болезненному, патологическому, безумному — качествам, которые будут проявлены в стиле экспрессионистов и для некоторых из них также будут связаны с личным опытом.
Опыт психической болезни или пребывания в пограничном состоянии в период конца XIX века, прежде всего благодаря мировоззренческим трансформациям, перестает быть стигмой и, напротив, получает положительные характеристики в кругах богемы, а именно — оказывается некоторым источником новой образности. Один из самых известных в истории искусства подобных случаев связан с Эдвардом Мунком.
Эдвард Мунк наряду с Винсентом Ван Гогом — каноническая, знаковая фигура для экспрессионистов; его пластический язык, темы и сюжеты произведений содержат элемент важной им инаковости. Трагизм и инфернальность, характерные для творчества Эдварда Мунка, обнаруживаются в истории его жизни. Начало ее было омрачено смертью матери, а спустя несколько лет — сестры, к которой он был очень привязан. Мунк и его братья и сестры воспитывались преимущественно тетей, хотя и отношения с отцом — Кристианом — сохранялись; тот часто читал с детьми истории и сказки Эдгара Аллана По. Тем не менее доброе отношение отца к детям было омрачено его зловещим притворным благочестием. Мунк писал:
Мой отец был импульсивно нервным и навязчиво религиозным — до психоневроза. От него я унаследовал семена безумия. Ангелы страха, скорби и смерти стояли рядом со мной с того дня, как я родился[90].
Вдохновляющие Мунка мрачные образы-видения были связаны с этим постоянным близким ощущением смерти и речами отца, из‐за которых Эдвард мучился ночами, преследуемый видениями ада[91]. Это коснулось и остальных детей. Одной из младших сестер Мунка был поставлен диагноз психического заболевания в раннем возрасте. Странность семьи заметна в том, что из пяти братьев и сестер только Андреас женился, но умер через несколько месяцев после свадьбы. Мунк позже напишет:
Я унаследовал два самых страшных врага человечества — чахотку и безумие[92].
Живя в Кристиании (современном Осло) и уже начав заниматься искусством, Мунк сближается с Хансом Йегером, писателем-анархистом, нигилистом, который жил по принципу «страсть к разрушению — тоже творческая страсть» и выступал за самоубийство как окончательный путь к свободе[93]. Как пишет сам Мунк,
Мои идеи развивались под влиянием богемы или скорее Ханса Йегера. Многие ошибочно утверждают, что мои идеи сформировались под влиянием Стриндберга и немцев… но это неправильно. К тому времени они уже были сформированы[94].
Парижский период Мунка, начавшийся в 1889 году, был отмечен суицидальными настроениями. В декабре умирает отец; Эдвард Мунк на время приезжает домой и обнаруживает большой семейный долг, с которым ему не могут помочь родственники[95]. Смерть отца стимулирует депрессию и мысли о суициде:
Я живу с мертвыми — моя мать, моя сестра, мой дедушка, мой отец… Убей себя, а потом все кончено. Зачем жить?[96]