Искушение Тьюринга

– Потому что настоящий шпион, будучи завербован, первым делом отстранится от коммунистов и будет держаться линии правительства, чтобы сделать карьеру и получить доступ к секретным материалам… Черт, у них ведь нет на лбу клейма «Коммунист». Поэтому и удивительно, что так все вышло с Бёрджессом…

– Что удивительно?

– Он был слишком на виду… Коммунист, пьяница и гей… Не думаю, что он был хорошим шпионом.

– Но разве у него не было своей программы на Би-би-си, где-то в Вестминстере? Помнится, он приглашал туда самого Черчилля…

– Он был совсем не глуп, я не об этом… Просто слишком уж бросался в глаза.

– И был гомофилом, – добавил Корелл.

– Да, черт…

– Их, я слышал, там много.

– Где? Кого?

– Среди коммунистов, я слышал, много гомофилов, – пояснил Корелл.

– Не знаю, – процедил сквозь зубы Ганди.

– Многие из них подаются в политику, разве не так?

– Какая чушь…

– Но…

– Глупейший предрассудок, – возмутился Ганди. – Правда в том, что гомофилы чувствуют себя вне любого сообщества. Они изгои. Кристофер Ишервуд[51] писал где-то, что от него постоянно что-то требовали – писать книги, заниматься политикой… Все – друзья, родители, коллеги – ожидали почему-то, что он должен перевернуть все с ног на голову. Похоже, это общее чувство для многих гомофилов.

– А Тьюринг?

– Да, он определенно был гомофилом.

– И коммунистом?

– Ни в малейшей степени. Алан был аполитичен до мозга костей. Ему было достаточно своих проблем.

– Понимаю…

– Понимаете? Для меня лично этот момент остается одним из самых непонятных. Что заставляло Алана идти против всех? Писать о человеческом мозге как о системе, которую можно смоделировать и сымитировать?.. Может, повернем обратно, как думаете?

– Простите? – не понял Леонард.

– Вернемся в город?

– Да, конечно… Что вы там говорили насчет системы, которую можно смоделировать?

***

Выступать в роли лектора – последнее, чего хотелось бы Робину Ганди. Его занимали другие, куда более тревожные мысли, поэтому он решил проигнорировать последний вопрос. Но полицейский упорствовал, и тогда Ганди начал осторожно вводить его в курс дела. Он был удивлен. Молодой человек, который только что раздражал его, а потом вдруг разбудил в нем почти отеческие чувства, был наслышан даже о работе Тьюринга «О вычислимых числах» и знаком с основами логики. Все, что говорил ему Робин, он схватывал буквально на лету – так, по крайней мере, казалось со стороны.

– Идея механического мозга не свалилась к нему из ниоткуда. Можно сказать, Алан шел к ней всю жизнь… Я задаю себе вопрос: не сыграла ли здесь решающую роль его давняя любовь? Знаете вы или нет, но в семнадцать лет Алан полюбил юношу по имени Кристофер. Он вспоминал, что благословлял землю, по которой ходил его друг.

– Кристофер? – переспросил Корелл.

– Да, Кристофер Морком. Действительно одаренный молодой человек. Это под его влиянием Алан наплевал на неудачи в школе и решил податься в Кембридж. Они поступали туда вместе, но вскоре после того Кристофер умер… Вроде какая-то форма молочного туберкулеза. Можете себе представить, какой это был удар для Алана. Он ходил сам не свой… До конца так и не смог смириться со смертью Кристофера.

Ганди вздохнул.

– Он готов был заплатить какую угодно цену, лишь бы Кристофер Морком продолжал жить. И, поскольку относился с большим недоверием к россказням о бессмертии души, нашел свой способ решения проблемы. Алан написал научное сочинение. Вы, конечно, наслышаны о проблеме свободы и предопределенности? Возможна ли свобода в мире, который управляется физическими законами? Вопрос казался решенным, когда в девятисотом году открыли законы квантовой механики. Элементарные частицы в ядре движутся будто бы по собственной прихоти, не подчиняясь никаким законам. Эйнштейн – неисправимый детерминист – никак не хотел с этим смириться. Он не принимал квантовой физики, хотел, чтобы и на уровне микромира вселенная сохраняла все тот же строгий порядок, приписываемый ей его теорией относительности. Но для Алана квантовая механика стала неисчерпаемым источником вдохновения. Душа, писал он, это атомная структура в мозге, в силу своей независимости управляющая всеми остальными молекулярными образованиями человеческого тела. После смерти она покидает тело и находит себе другое пристанище. В зрелом возрасте Алан, конечно, стыдился этого сочинения. Но интерес к молекулярным структурам мозга остался и повел его дальше…

– Куда же?

– К попытке математического осмысления биологических законов. Точнее, механического. В работе «О вычислимых числах» он разграничил вычислимые и невычислимые параметры, мозга в частности. То есть выделил параметры, которые можно вычислить, следуя относительно несложному алгоритму. Алан прекрасно осознавал ограниченность своего метода, но в первую очередь его интересовали…

– Его возможности, – подсказал Корелл.