Корелл перевернул следующую страницу Это был дневник снов, не более. Слова и фразы, будучи истолкованы, исчезали бесследно. Корелл наткнулся на историю о молодом человеке, который лежал на полу, «когда вдруг услышал странный скрежещущий звук, совсем как в Блетчли». И кто-то, вытянув руку, провел ею вдоль его тела… Леонард поежился. Читать такое было свыше его сил.
Тем не менее он продолжил. Текст притягивал его, словно магнитом. Корелл сопротивлялся, он не хотел знать эти омерзительные подробности. Они возвращали его на много лет назад, в холодные залы колледжа «Мальборо»… Всё. Мысль о «Мальборо» стала последней каплей. Полицейский встал, взял со стола три пустых конверта и разложил в них «дневники снов». Потом надписал на каждом адрес Джона Тьюринга в Гилфорде, заклеил конверты и… тут же пожалел об этом.
Должно быть, вид у него и в самом деле был жалкий, потому что подошедший Кенни Андерсон обратился к Кореллу с неожиданным вопросом:
– Тебе плохо?
– С чего ты взял? Ничего такого…
– Ты уверен?
– Абсолютно… Слушай, ты не знаешь, что такое «Блетчли»?
– Звучит как марка автомобиля.
– Думаю, ты путаешь с «Бентли». А «Блетчли» скорее город… ну или какое-нибудь место.
– Чего не знаю, того не знаю.
– Ты не видел Глэдвина?
– По-моему, у него сегодня выходной.
Корелл пробурчал что-то невнятное и быстрым шагом направился в сторону архивного отсека.
Его интересовали энциклопедические словари.
Глава 12
В колледже «Мальборо» учились два мальчика, Рон и Грег. Оба были сыновьями епископов и на год старше Леонарда Корелла. Разные как по характеру, так и по интересам, они имели одно общее свойство: склонность к самым изощренным видам садизма. Можно сказать, Леонард стал мишенью их шуток случайно, но сразу показал себя идеальной жертвой. Во-первых, потому, что не имел ни друзей, ни покровителей. Во-вторых – и это было главное, – не умел скрывать причиняемых истязателями страданий.
Тогда, в годы войны, колледж был переполнен. Из школы в лондонском Сити в «Мальборо» эвакуировали четыреста с лишним мальчиков. Леонард надеялся, что ему удастся затеряться в этой толпе, но долго оставаться незамеченным ему не пришлось. Однажды, поднимаясь по лестнице А-корпуса, он был остановлен двумя парнями.
– Стой, поговорим…
Рослый, сутулый Рон, похоже, уже начинал лысеть. Во всяком случае, на его белобрысой макушке красовалось нечто напоминающее миниатюрную тонзуру. Грег был темноволосый крепыш среднего роста. Отличный игрок в регби, он имел проблемы с успеваемостью. Но, являя собой безошибочно узнаваемую с первого взгляда смесь брутальности и тупости, отличался неистощимой изобретательностью во всем, что касалось издевательств и пыток. Смерив Корелла долгим взглядом, Грег так и не нашел, к чему придраться. Что, впрочем, только больше его раззадорило. Грегу вдруг вспомнились школьные правила. Согласно одному из них, ученик должен были носить книги слева, обхватив их рукой. И непременно аккуратно сложенной стопкой, чтобы не задевать других. Таким образом школьная администрация заботилась о сохранности учебников. А может, просто хотела дать повод старшим ученикам поиздеваться над младшими, кто знает…
Так или иначе, Грег смотрел на учебники под мышкой Леонарда.
– Послушай, парень, – сказал он. – Твои книги как-то уж очень выпирают…
– Ну… – недоуменно протянул мальчик.
– Представляешь, что будет, если все станут так носить свои книги?
– А ты представляешь, что будет, если все станут приставать друг к другу на лестнице с разными идиотскими замечаниями?
Это была дерзость, граничащая с бесстрашием, особенно для скромника Леонарда. Но, поскольку из посторонних рядом никого не оказалось, оценить ее было некому.
Грег же не любил бесстыжих остряков. Поэтому, боднув Корелла в грудь, приказал ему двадцать раз сбежать и подняться по лестнице – наказание вполне в духе А-корпуса. Пока Леонард бегал, оба истязателя наблюдали за ним с лестничной площадки. До сих пор у Корелла не было оснований стыдиться собственного тела. Он никогда не задумывался над тем, красивое оно или уродливое. В тот день он узнал, что у него девчоночий зад.
– Ой, какая попка! – цокал языком Грег.
И оба разве что не катались по полу от хохота.
Леонард так и не понял, большой у него зад или маленький. Иметь девчоночий намного позорнее, чем, скажем, прослыть идиотом или трусом, – это единственное, что он зарубил на носу в тот день.
У мальчика возникло чувство, будто он исчезает, растворяется с каждым новым витком, так что здесь, на лестнице, его остается все меньше и меньше. Потому что, как Леонард ни ненавидел своих истязателей, себя он стыдился и ненавидел еще больше. Мысли вдруг забились куда-то, словно испуганные мыши. Им просто некуда было бежать – ни внутрь себя, ни наружу.