Искушение чародея

— Смотрю еще, матушка Марфута. Изучаю. Проверка еще не закончена.

— Ну изучай, изучай… Только аккуратненько. Ты ведь девушка хорошая, доверчивая. Наговорят тебе с три короба, а ты и поверишь. Соседи-то у нас, Аленушка, уж больно странные. О-о-очень. И Куратор ихний какой-то неправильный… И помощник его такой же…

— Ну что вы, матушка Марфута! — перебила я хозяйку. — Гастон очень милый. Мне понравился.

— Ах, девонька! Поосторожнее с ним! Он соловушкой-то поет-заливается для отвода глаз. Скрывают они чего-то. Вот попробуй-ка, попроси его башню показать, поглядишь, что ответит.

— Какую башню? — заинтересовалась я.

— Есть у них такая, высоченная. До самого купола. Куратор там частенько бывает. Да все особливо по вечерам. Вот и думаю я, что он с защитой там чего крутит-вертит. Отключает ее, поди, на ночь.

Управительница пригорюнилась, примолкла на секунду и вдруг грохнула кулаком по столу так, что я подпрыгнула от неожиданности:

— А ведь не докажешь! Не пускают они к себе в мир никого из наших, а на башню — тем более!

— А вы пытались? — пробормотала я, опасливо отодвигаясь.

— Да в том-то и дело, что пытались!.. — начала она. И вдруг, прервавшись, умильным голосом обратилась к стряпухе, хлопочущей у печи: — Анфисочка, принесла бы ты гостьюшке молочка холодненького из погреба? А то она, поди, не пробовала такого.

Анфиса молча вытерла руки о фартук и вышла в сени. Матушка Марфута подождала, пока за девушкой закроется дверь, и снова обернулась ко мне.

— Ты прости, девонька, что я разбушевалась. Уж больно я переживаю. Вот и Анфисочку лишний раз расстраивать не хочу, она и так грустная все ходит. Пусть уж лучше не слышит… Так вот, о соседях-то наших. Пыталась я с ними поговорить. Пыталась… Да не пустил меня Куратор-то к себе. Делами отговорился. А Гастон, помощник ейный, он такой весь из себя — мягко стелет, да жестко спать. Вывалил ворох слов, будто тряпья бросового, да и выпроводил. А делать-то чегой-то надо… Вот и решил Ванечка — был у нас такой гарный парень, жених Анфисин — помочь мне. Проверить, что у них там творится. Пошел к Гастону, говорит: «А покажите-ка мне вашу башню». Гастон говорит: «Иди к Куратору». Ваня и к Ильмаринену пошел. А тот ему: «Не лезь не в свое дело». А Ванечка тогда: «Вы как хочете, а мы жалобу в ИнтерГалактическую полицию подадим!» Напугался тогда Куратор. «Завтрева, — говорит. — Приходи завтрева, посмотришь башню». А назавтра Ванечка — раз! — и пропал. Был человек — и нету. Исчез.

— Ну, матушка Марфута, какие вы ужасы рассказываете… — озадаченно пробормотала я. — Как пропал? Куда пропал? Может, парень просто уехал.

— Поди и уехал, — покладисто согласилась Управительница. — Письмо, вон, даже невесте написал. Мол, не ищи меня, не судьба нам с тобой, уезжаю.

— Ну вот видите!

— Вижу. Но не верю. Не такой человек Ванечка, чтобы бросить все на полпути да уехать, с невестой не попрощавшись. Вот и думаю, соседи, поди, с ним чего и сделали…

Матушка Марфута расстроенно махнула рукой и отвернулась.

У меня в голове крутилась тысяча вопросов, но задать их я не успела. Дверь распахнулась, и в комнату, сильно пригнувшись на входе, шагнул абсолютно незнакомый молодец.

— Доброго денечка честной компании, — громогласно возвестил он. — Примете гостя?

Косая сажень в плечах, светлые волосы стянуты по лбу лентой, голубые глаза, румянец на щеках. До чего ж хорош! И улыбка замечательная — в тридцать два зуба и две задорные ямочки на щеках. Не ответить на такую невозможно и я, конечно, ответила. А он вдруг приятельски подмигнул мне. Я засмущалась.

— Ооооо! Данимирушка! Заходи, родимый, — обрадованно закудахтала матушка Марфута. — Садись за стол, откушай с нами. — И, обращаясь ко мне, шепотом добавила: — Это племянничек мой, Данимир. Сироткой с детства остался, так и зовет меня мамкой. Кузнецом он у нас.

— Откушаю, откушаю, матушка, коли приглашаете, — пророкотал Данимир, устраиваясь за столом.

В этот момент в горницу вернулась Анфиса. Чуть споткнулась в дверях, приостановилась, будто решая, заходить или нет. Управительница весело скомандовала:

— Анфисочка, чего же ты? Не стой на пороге. Давай-ка, неси горячих блинчиков, а то Данимирушка уработался весь, умаялся.

Парень одобрительно кивнул. Девушка выставила на стол запотевшую крынку и ушла к печке. Матушка Марфута плеснула молока в глиняную кружку:

— Держи-ка, доченька, испей.

Я сделала глоток. Холодное молоко — аж зубы заломило — оказалось удивительно вкусным. Матушка Марфута довольно улыбнулась. Анфиса между тем унесла полупустую тарелку и вернулась от печки с новой горкой румяных блинов.

— Вот это дело! — довольно пророкотал Данимир, потирая руки. — Вот это попируем!

— Данимирушка, — обратилась матушка Марфута, когда горка уменьшилась вдвое. — Поводи гостью по окрестностям, покажи ей, что у нас тут к чему. Может, по лесу прогуляетесь? К реке выберетесь?

— Отчего ж не прогуляться? Прогуляемся, — добродушно согласился парень. — Только сегодня я на кузне. А завтра — это можно. С большим удовольствием.