Искушение астрологией, или предсказание как искусство

Чума, сообщают магистры, представляет собой сложный феномен, вызываемый двумя отдельными, но связанными причинами. Первая причина кроется в небесах и расположении звезд. «Мы говорим, что отдаленной и первой причиной бубонной чумы был и остается рисунок небес». Именно здесь медицинский факультет прибегает не только к астрологической традиции, но также и к тезису, который к XIV веку стал каноническим внутри традиции, к вопросам здравого смысла. «В 1345 году, — замечают они — и не ошибаются, конечно, — в час пополудни двадцатого числа месяца марта, случилось большое слияние трех планет в Водолее». Этими планетами были Сатурн, Марс и Юпитер. Их слияние всегда считалось дурным предзнаменованием. «Вымирание народов и истребление подданных королевств, — добавляют магистры, — начинаются во время слияния Сатурна и Юпитера». Астролог Жан де Мур, писавший за несколько лет до 1345 года, предсказал, что слияние планет будет иметь страшные последствия, упомянув перемены в правлении, появление пророков, народные беспорядки и, что ужаснее всего, ветры жуткой силы.

Однако слияние планет не такое уж редкое явление. В 1325 году Марс, Сатурн и Юпитер уже сходились в Близнецах. И никаких эпидемий не случалось. И ветры не дули. Медицинский факультет эту тему не обсуждает, но именно к ней обращается астролог Жоффрей де Мо. Магистры полагали, что Юпитер сыграл решающую роль в распространении эпидемии. Так оно и есть, соглашается Жоффрей де Мо. Но Сатурн, которого магистры считали второстепенным, на самом деле преобладал в Водолее в 1345 году и не преобладал в Близнецах в 1325-м. Разница велика. Она объясняет, почему слияние планет может быть безвредно в один год и разрушительно в другой. Но есть еще одно отличие, даже более значительное. Затмение Луны, замечает Жоффрей де Мо, случилось в 1345 году одновременно со слиянием Сатурна, Марса и Юпитера в Водолее. Такое явление значительно увеличивает силу разных планет. «Ибо когда Солнце стоит точно против Луны, — пишет он, — то энергия и Солнца, и Луны идет к Земле по прямой линии, и смешение влияний Солнца и Луны с энергиями больших планет создает единую небесную силу». Таким образом, слияние планет в 1345 году обладало страшной мощью, которой не было в 1325-м.

Далее магистры излагают суть своих взглядов, не скупясь на детали:

Эти следствия (слияния планет) были умножены, ибо Марс — пагубная планета, порождающая гнев и войны, — был во Льве (огненный знак, поэтому его влияние усиливает влияние Марса) с шестого октября 1347 года до конца мая того же года, вместе с головой дракона, и поскольку все они горячи, то притягивают множество испарений, вот почему зима была не столь холодна, как тому следовало быть. Марс двигался обратно и потому притягивал много испарений с земли и моря, которые, смешавшись с воздухом, портили его субстанцию. Марс также стоял во враждебном Юпитеру аспекте, то есть в квартиле, и это дурно сказалось на воздухе, который стал тлетворен и губителен для нашей природы. Такое положение дел породило сильные ветры… которые вызвали усиление жары и влажности на Земле.

Астрологический анализ, таким образом, предназначался для того, чтобы вписать вспышку чумы во вселенскую схему причин. Положение планет выступало как удаленное начальное условие, которое запустило катастрофу. Но этим астрологический анализ не ограничивался. Он подсказывал светилам медицины, что с помощью вспомогательных медицинских гипотез можно согласовать в одной интеллектуальной схеме удаленные причины и их непосредственные следствия.

Подтверждая суждения XV века цитатами Галена, доктор Торний делал то же самое, что и юристы, цитируя Блэкстона[33], — то есть обращался к ведущим специалистам в своей области. Тут он видел связь между астрологической и эмпирической медициной. Гален родился примерно в 130 году во время правления императора Адриана, а умер семьдесят лет спустя, когда на троне сидел Септимий Север. Он был греком из Пергама, что в Малой Азии, и его жизнь совпала с периодом величия и могущества Римской империи. В своей медицинской философии он делал акцент на равновесии, порядке, умеренности и обдуманности суждений, что, видимо, отражало необычность обстоятельств, в которых он жил [135].