Будучи одновременно и астрологом и историком, он опубликовал три книги, в которых проследил вавилонскую историю на всем ее протяжении. Эти рассказы, так же как и его астрологические прогнозы, дошли до нас только в обрывках, в более поздних греческих и римских комментариях. Прибегая к записям, которые ныне всего лишь пыль, Берос, очевидно, убедил себя в том, что вавилоняне — это народ, которому более 490 тысяч лет. Современные ученые считают сие предположение излишне щедрым. Но какой бы возраст Берос ни приписал вавилонянам, именно в его утраченных трудах повествуется о Всемирном потопе, и рассказ этот перекликается с библейской притчей, по крайней мере, в том, что там упоминается и опустошающее наводнение, и своевременное появление ковчега.
«Весьма способный человек», — охарактеризовал Бероса Татиан[8] [30].
Разница между фактом и мифом ускользала от Бероса-историка — вероятно, потому, что она не существует или не может быть четко очерчена, — но некоторое число мифов, которые он пересказывает, касаются глубоких философских проблем. Бероса озадачивало то, что человек, единственный из живых существ, знает гораздо больше, чем ему нужно для выживания. Он излагает притчу, которая объясняет приобретение человеческих знаний на примере дара из моря. «В Вавилоне, — пишет епископ Кесарии Евсевий, живший в IV веке, в своем кратком обзоре вавилонской истории, — многие люди существовали без всякой дисциплины и порядка, просто как звери» [31]. Происходило это в далеком прошлом. Тогда-то и появилось в Вавилоне жуткое чудовище Оаннес. Оно вылезло из вод Красного моря, и «телом оно было рыба, но к рыбьей голове крепилась другая голова, человеческая, а к рыбьему хвосту — ноги, как у человека, и говорило оно человеческим голосом». Это описание, холодя сердце, примиряет эволюционную и эпистемологическую[9] историю человечества. Чудовище «проводило дни свои с людьми, ни разу никого не съев, но уча людей считать, писать и всяким другим знаниям». С той поры, опечаленно добавляет Евсевий, «ничего другого открыто не было». В начале XXI века ответы, которые мы можем предложить на вопросы Бероса, хоть и обросли незначительными деталями, едва ли обрели более глубокий смысл. Происхождение цивилизации так и остается загадкой.
Как многие древние и современные писатели, Берос был убежден, что мир вскоре погибнет. Его анализ отражает все унылые течения тогдашней вавилонской мысли. «Берос, — рассуждает Сенека, — приписывает [конец света] движению планет» [32]. Причинно-следственная последовательность, неумолимо стремящаяся к катастрофе, начнется, «когда все планеты с разными орбитами сойдутся в Раке». Когда же они сойдутся в Козероге, может случиться второй Всемирный потоп.
Это чисто вавилонская особенность. Древние астрологи интересовались всем странным и неожиданным. Берос в своих рассуждениях переходил от одного отклонения к другому, точно какой-нибудь врач, который занимается то фурункулами, то волдырями, пытаясь предсказывать исход заболевания, и оставляет загадку обычного хорошего здоровья без всякого внимания.
Но эти выводы можно перевернуть и обнаружить на обратной их стороне некую схему закономерностей. В результате получаем утверждение, которое сам Берос не делал и не понимал, а именно — судьба Земли зависит от стабильности Солнечной системы. Хотя обе стороны медали логически равны, практические следствия у них разные. Попытки Бероса и других астрологов предсказывать небесные аномалии ни к чему не привели. Попытки современных астрономов предсказывать небесные
Берос, очевидно, прожил жизнь, как все простые люди: просыпался по утрам, умывался и тащился в академию, им же основанную, но детали повседневного его существования не сохранились. За исключением одной. Историк Павсаний рассказывает о предсказательнице, жившей среди евреев на оккупированных территориях за пределами Палестины. Ее звали Саббе, а отцом ее был, по утверждению Павсания, сам Берос. «Одни говорили, что она была вавилонской сивиллой, другие — что египетской» [33]. Впрочем, вавилонянка ли, египтянка — не важно. Берос судил о будущем так же, как и о прошлом, — пользуясь рациональным методом. Ему не требовалось ни вдохновения, ни одержимости. А его дочери было необходимо и то и другое. Нетрудно себе представить, как отец был потрясен, когда дочка поведала ему о выборе профессии.