Искушение Анжелики

Она поняла, что при первой же попытке взбунтоваться, он без колебаний применит силу. Он подчинялся графу де Пейраку; прожив вместе с ними долгие месяцы в форте Вапассу, Анжелика хорошо усвоила, что для дона Хуана и его людей приказы графа были святы.

Не знакомый ранее ужас поглотил ее, словно черный провал, — это был леденящий ужас осознания.

В глазах дона Хуана Альвареса Анжелика прочла свой приговор. Он считал, что эта женщина, которую он почитал как жену графа де Пейрака, была застигнута в объятиях любовника. Все рухнуло. И в выражении лица высокомерного старого испанца светилась сочувственная боль.

Анжелика взглянула на лес, из которого высыпали эти сумрачного вида люди, в своих черных стальных латах, с копьями наперевес, и ей почудилось, что вот-вот выйдет оттуда и «он», их хозяин, приказавший им схватить Золотую Бороду, а Анжелику привести как пленницу и сообщницу пирата, как женщину, достойную лишь презрения. Однако густая листва скрывала лесные тайны, лишь слегка подрагивая при порывах ветра.

У нее еще была надежда, что «он» ничего не знает» что только случай привел испанских наемников на этот островок. Возможно, со вчерашнего дня они обшаривали близлежащие острова в поисках Золотой Бороды?..

— Следуйте за мной, сеньора, — повторил начальник отряда, беря ее за руку.

Она высвободила руку и двинулась впереди него.

Было бы нелепо пытаться оправдываться перед Альваресом. Для него она была и останется виновной, заслуживавшей смерть. Вапассу, который в суровые зимние дни связал их чистой дружбой, был далеко.

Цепь неуправляемых дьявольских событий, казалось, втянула их в водоворот, в котором гибло все, включая былые уважение и радость.

Со лба Колена капала кровь.

Окруженный надежной охраной, он уже не пытался ни говорить, ни обороняться. Кисти и локти его рук, отведенные назад, были крепко связаны, а ноги опутаны веревкой. Путы были слегка ослаблены, что позволяло ему двигаться.

Повернувшись спиной к Голдсборо, деревянные дома и розовые береговые скалы которого начали вырисовываться в утреннем свете, маленький отряд, сопровождавший Анжелику и пленника, пересек остров, обогнув останки старого корабля. Противоположный берег острова был более обрывист и крут. Две барки ожидали отряд в маленькой бухте, которая даже при отливе соединялась с открытым морем небольшим каналом.

Пригласив Анжелику занять место на одном из суденышек, Альварес протянул ей свою затянутую в перчатку руку, но пленница пренебрегла этой помощью.

Он сел рядом с ней. Анжелика заметила, что желтоватый цвет его кожи стал еще более заметен, и что явно усилился нервный тик, которым Альварес страдал после пыток в индейском племени Атакала, и который придавал его лицу отталкивающее выражение жестокости, а порой непроизвольно обнажал его зубы. Впервые она заметила седые нити в его бородке, какая была в моде у испанских сеньоров в прошлом веке. Казалось, за два последних дня дон Хуан Альварес постарел на десять лет. Анжелика поймала украдкой его взгляд, и то, что она в нем прочла, потрясло ее.

Разрываясь между верностью графу де Пейраку и привязанностью, какую он невольно испытывал к прекрасной графине, героически разделившей с ними все тяготы зимовки, благородный испанец был на грани отчаяния.

Он пересел напротив нее, приняв торжественный вид справедливого и строгого стража. Матросы, ожидавшие их на берегу, также поднялись на борт и направили барку по течению. Остальной отряд разместился на втором судне.

Она сказала себе: «Я погибла: Жоффрей убьет меня, когда узнает все».

Совсем по-детски она никак не могла отделаться от этой мысли. Ей казалось, что ее мозг заледенел. Усталость вчерашнего дня, когда ей пришлось выхаживать раненых, умноженная беспокойной ночью, привела ее в состояние крайней тревоги. Она чувствовала недомогание и, похоже, была по-настоящему больна.

Бледная и осунувшаяся, дрожащая от холода, несмотря на заметно усилившуюся жару летнего дня, она старалась тем не менее сохранять самообладание. Явная враждебность окружающих возмущала и угнетала ее.

«Ведь именно этим людям я готовила и разносила целебные отвары», — с горечью подумала она.

Но она была женой, обесчестившей мужа, и, по мнению этих фанатичных мужчин, с их примитивной ревностью, она заслуживала смерти. В условиях девственной простоты этой дикой и суровой земли такой бессмысленный акт представлялся не только возможным, но и продиктованным самой неумолимой природой. Гнев, ярость, ревность, ненависть, смертельные удары, как бы притаившись под нежным и тонким покровом прекрасного летнего утра, тлели, как горячие угли, в сердцах человеческих существ.