Искушение

- А как переводится греческого "трагедия", вы знаете? По одной из версий - "пение козлов". А "понт" - так у древних греков называлось море.

Во-вторых, директор обладал редкой пробиваемостью. В-третьих, просто поражал нелюбовью к детям. В-четвертых, потрясал нелюбовью к себе. Последнее особенно изумляло всех.

У директора была язва, чудовищная аллергия и очки с толстенными стеклами. Прямо бинокли. На все свои болезни Добров плевал. Он обладал завидным аппетитом и выпить тоже был не дурак. Запросто съедал тарелку шпига с горчицей, большой торт с жирным кремом, запивал все это коньяком, а потом лопал таблетки горстями из ладони.

- Вам нельзя! - дружно кричали учителя.

Добров весело отмахивался.

- Полезная еда имеет лишь один недостаток - ее невозможно есть. Еда! Еда! Почему память сердца всегда слабее памяти желудка? Кто это сказал, Екатерина Кирилловна?

- Бес чревоугодия, - говорила Ариадна Константиновна.

Потом лицо у директора покрывалось красной коростой, глаза слезились, а ночами ему частенько вызывали "скорую". Как-то врач, чтобы притупить боль, начал ломать ампулы с новокаином и вливать в рот катающемуся по дивану Доброву.

- Пей, мужик, а то подохнешь! Болевой шок будет!

Первый раз его отвезли в больницу на "скорой" с приступом язвы, но он из больницы сбежал, едва полегчало. Второй раз - тоже отвезли на "скорой", но он не захотел остаться. Врач ему спокойно сказал:

- Дело ваше. Но предупреждаю - в третий раз вы сами по своей воле придете к нам.

- Как же, как же... - насмешливо отозвался директор.

И отправился в школу. По-прежнему бодрый и переполненный клокочущей под огромным давлением энергией.

- Мы еще поработаем! - заявил слишком оптимистично.

Но предсказание мудрого доктора все равно сбылось. Только нескоро. Когда начались нелады с гимназией, любимым детищем Доброва.

- Если каждый присмотрится к себе и отыщет тот свой проступок в прошлом, за который он получил "в награду" болезнь, осознает его и раскается в нем - может пройти даже неизлечимая болячка, - изрекла Ариадна Константиновна.

Катя терпеть не могла и даже боялась, когда директор заявлялся на выпускные экзамены. Он был способен - и делал это с превеликим удовольствием - завалить любого ученика, потому что дети его боялись до онемения, а его вопросы... это ужас! Даже самые простые, хотя Добров умел спросить такое... и хитро поглядывал на учителей вокруг - а? что? вот я каков! Вот сколько знаю!

Громогласно заявлял:

- Девяносто процентов учеников не могут ответить на вопрос, который и вопросом назвать нельзя.

Говорил правду. Он спрашивал: "Это какое склонение?" И дети впадали в ступор. Катя нервно ерзала на стуле, а директор снова с торжеством смотрел на нее: что я вам говорил, Екатерина Кирилловна? Они у вас ничего не знают! И как только вы их учите?

Катя злилась.

- Дети боятся одного вида директора, - говорила Ариадна Константиновна.

Едва Добров останавливал школьника в коридоре своим привычным и ласковым "Гулы-гулы! Пойди-ка сюда, деточка!" и просил назвать фамилию, озорник тотчас цепенел.

Директор похохатывал:

- Это универсальный аргумент в дискуссиях еще с тридцатых годов - тихий такой вопрос: "А как ваша фамилия?"

Добров был снисходителен лишь к красивым девочкам. Они могли у него ничего не учить и получать сплошные пятерки. Хотя любил повторять:

- Ученик - он не имеет рода. Он - ученик!

В его шикарно-безвкусном кабинете с кожаной мебелью на столе стоял "веселый Роджер". Человеческий череп, улыбающийся, а на одной глазнице - черная повязка. Как знак-антидепрессант - череп с улыбкой. Вроде песни Витаса "Улыбнись".

Опытные родители одиннадцатиклассников однажды совершенно потрясли Катю, успокоив:

- Не волнуйтесь, Екатерина Кирилловна. Максим Петрович к вам на сочинение не придет.

А Катя психовала заранее: как помочь, как подсказать детям при директоре, где найти нужную цитату, в чем суть той или иной темы? При нем сиди не шелохнись... Хотя были заранее закуплены ручки с одинаковыми стержнями - двадцать пять - классу, двадцать шестая - Кате, чтобы она могла поправить ошибки своей ручкой, подходящей по цвету, все равно... Можно исправить слово, два, но сочинение ведь не перепишешь!..

- Почему это не придет? Куда он денется? - Катя подозрительно оглядывала хитро ухмыляющихся родителей.

Они безмятежно разводили руками.

- Да не придет - и все! Сами увидите... Помогайте спокойно нашим детишкам... Пусть они нормально сочинение напишут.

Но Катя все равно упорно дергалась почти три часа, и лишь потом немного пришла в себя: дети писали сочинение, она им вовсю помогала, а Добров не появлялся... Чудеса... Они объяснились очень просто. Когда счастливая Катя, собрав работы, спустилась в учительскую, то обомлела. Какой шикарный стол там был накрыт... Правда, уже значительно опустошенный.

- Екатерина Кирилловна, угощайтесь, - посмеивались родители. - Хотя на вашу долю маловато осталось, мы сейчас еще для вас подложим... У Максима Петровича очень хороший аппетит.