Искушение

Катя не хотела. Мгновенно взвинтилась. Запсиховала. И начала уговаривать сына отказаться от черепах. Он молчаливо сопротивлялся, но наконец сдался под могучим материнским давлением. Мушку и Клюшку с восторгом забрал школьный завхоз, заявивший, что не боится даже чумы.

Платоша ходил мрачный, тосковал, возвращаясь из школы, тихо садился на диван и долго молчал. Искал своих черепашек, вспоминал, как они здесь ползали, шевелились, какие у них были смешные не моргающие черные глазки...

Катя жестоко казнилась.

- Все правильно, - твердо сказала Вера. - Не переживай не мучайся! Я читала, что сама Наталья Дурова считала блажью и дурью держать животных в городских квартирах. Любых животных, даже рыбок и птиц, не говоря уж о тиграх. Потому что это все непредсказуемо и опасно - инфекции и природа никогда не дремлют! И все "держатели" собак и кошек находятся в группе риска по дисбактериозу. Об этом сколько раз писали!

Еще в доме жил огромный кот. Совершенно белый, без единого пятнышка, и пушистый. Платоша его подобрал в подъезде. Кот пожил немного, и все решили, что он сбежал из цирка или из театра Куклачева. Выяснилось, что котяра умеет открывать дверь передней лапой, вставая на задние, и делает великолепную стойку на передних лапах. Кот получил имя Акакий, но чаще Платон звал его Акакой.

А еще проживала кошка Штучка. Имя свое она носила вполне заслуженно. Платоша как-то купал ее в ванне, но капризной киске что-то не понравилась - шампунь или жесткая вода - и Штучка так покусала Платона, что пришлось сразу ехать в травмпункт. Там на всякий случай назначили прививки от столбняка и бешенства.

Катя ругалась и требовала немедленно отдать кошку.

- А что говорила Наталья Дурова? - отреагировала Вера. - Уж ей ли не знать все про животных... Нельзя их держать дома, понимаешь, нельзя! У твоего Платона прямо большой личный зоопарк: мать, хомяк, собака, кошки и другие крысы-мыши... Полное безобразие!

Только Платоша Штучку отдавать отказался наотрез.

- Люди якобы делятся на "собачников" и "кошатников", - рассуждал он. - Метерлинк собачник, судя по его "Синей птице". Там единственное существо из всех, кроме Души Света, - но это совсем другой уровень, - верное людям и готовое до последней крови их защищать - именно Пес. А Кошка способна отправить детей на смерть ради животного мира. Хотя и Пес проявляет холопские черты, - Тильтиль его бьет, а Пес в ответ парня лижет. Еще Киплинг с его кошкой, гуляющей сама по себе. И сибирский охотник из рассказов Юрия Никитина говорит инопланетянину, что собака за хозяина жизнь отдаст, а кошка, хоть режь рядом хозяина, будет спокойно умываться. Но есть пример из жизни, который ставит все это под сомнение. Старик заболел, лежал в кровати. А как проснется утром, то видит: рядом - мертвая птичка. Это его кот старался. Увидел, что хозяин болеет, из дома не выходит, и стал, в силу своего разумения, помогать больному: приносить пойманных птичек. Мол, ты, бедный, не можешь сам прокормиться, так вот ешь, поправляйся!

- А Вера не укладывается в твою классификацию, - заметила Катя. - И не она одна. Я ее как-то спросила: "Ты не любишь никаких животных?" А она в ответ: "Почему никаких? Очень даже люблю. Они хороши в качестве охотничьих трофеев".

Платон махнул рукой.

- Тетя Вера живет по принципу, что человек, очень любящий животных, не способен любить людей. Но не работает ли эта формула и в обратном направлении?

Весной Штучка всегда начинала томиться, бродила не в настроении - кот ей требовался. Катя показала сыну на приблудного пришельца. Платон насмешливо хмыкнул.

- Мам, он кастрат. Штучка мается и никак не может понять, что же этот белый - живет со мной в одной квартире, а не ухаживает? И страдает, бедняга... Ты присмотрись к нашему котяре. Вообще можешь заглянуть ему под хво-ост...

Катя присмотрелась. Неправдоподобно крупный, флегматичный, и по характеру - разнеженный тюфяк. Катя попыталась однажды взять его на руки. Тяжелый, килограммов десять, а то и больше. И тоже повел себя показательно: бурно отбиваться не стал, ластиться тоже не захотел, но принял такую ненавязчивую позу, при которой стало несподручно его держать. А на его мордочке отразилось тоже довольно типичное для оскопленных подушек выражение. Умильное, испуганное простодушие, прямо-таки губы надул, словно капризно говорил:

- Ну, поста-авь меня обра-а-атно, ну, заче-э-эм ты меня подня-а-ала?!.