Искушение

В магазине стояла очередь человек восемь-десять, пахло свежим хлебом и чем-то сладким, ватрушками. Зои за прилавком не было, не было и ее сменщицы смешливой Валентины Бутаковой. Молоденькая незнакомая девочка с ярко накрашенными губами подавала хлеб, взвешивала крупу и апельсины, должников записывала в пухлую тетрадку. Люди стояли спокойно, переговаривались.

– Зоя совсем догулялась, – негромко рассказывала впереди пожилая женщина: – уволили ее, ведь. А и сколько ж терпеть можно? И пьяная, бывало, торговала.

Старушка в сером пуховом платке, слушая ее, вздыхала время от времени и согласно кивала головой. Невысокий дядька в облезлой заячьей шапке стоял молча и смотрел в сторону, как будто в окно, но вдруг встрял в разговор:

– Мать свою отвезла в дом для стариков!

– Кто? – не поверила старушка.

– Да Зоя, кто! Специальну машину нанимала! Увезли!

Ирина слушала, замерев, боясь смотреть в ту сторону.

– Чего это она? – не понимал другой уже стариковский голос.

– А вот спроси! Уволили ее, она и давай куролесить всем назло!

– Да кому же назло?

– Кому-кому? Пьет, говорят, и по утрам уже, дом матери продать хочет!

– Не имеет права, бабка еще в уме! Как она ее сдала-то?

– Стыда у людей не стало! – качала головой старушка в платке.

Ирина стояла, отвернувшись в окно, кровь заливала щеки, она нахмурилась озабоченно и, кивнув стоявшему за ней, вышла из магазина. Дом сестры был на той же улице. Ирина вошла в нечищенный двор с протоптанной тропинкой, обстучала сапоги от снега и открыла дверь на веранду. В нос ударил застарелый табачный запах. Толкнула дверь – заперто, Ирина удивилась, было слышно, как работает телевизор. Через какое-то время, запахивая яркий халат, едва прикрывающий немолодые уже коленки, дверь открыла Зоя. Что-то дожевывала, сигаретой дымила, глянула пристально и чуть испуганно, как показалось Ирине.

– Заходи!

– Зоя, кто там? – раздался не сильно трезвый голос из кухни.

Ира вошла, еще обстучала ноги на коврике, поморщилась от дыма. В кухне в тренировочных штанах и несвежей майке сидел мужик лет тридцати-тридцати пяти. Худой, с мосластыми коленями и длинными нечесаными волосами. Ирина его не знала. В тарелках вчерашняя закуска, бутылка уже начатая, пахло чем-то кислым. Поздоровалась, отступила в сторону, чтоб не видеть мужика.

– Ты чего? – миролюбиво затягиваясь сигаретой, спросила Зоя, смотрела, однако, с тревогой. – От Насти, что ли чего?

– Я про бабу Дину узнать… – Ирина чувствовала, как лицо ее против воли хмурится. – Она уже понимала, что это все правда, что слышала в магазине.

Мужик встал и вышел к дверям кухни. Уперся в косяк, нога за ногу. Глядел с бессмысленным похмельным любопытством. Взгляд, как у коровы, – мелькнуло у Иры.

– Иди, сядь, Юрка! – Зоя зло развернула его и закрыла дверь. – А чего тебе баба Дина?

– Люди говорят, что…

– А мне насрать, что люди говорят! – Зоя смотрела жестко, не мигая. – Ты-то чего хотела?

– Ты, Зоя, на меня не шипи, Настя звонила, – соврала Ирина, – спрашивала, где бабуля!

– Да пошла она, твоя Настя. Выросла? Попила-поела и поехала?! И все! Там теперь ее счастье! Звонила она! А за бабкой она не хотела походить? Говно за ней убирать?

– Ты зачем это говоришь, Зоя? За бабой Диной чего убирать…

– Я сама про нее все знаю!

– Так ты, правда, от нее отказалась?

– А что прикажешь? Я безработная теперь, мне на что старуху кормить?

– Да ты ее кормила ли? – нахмурилась Ирина.

– Ты не лезь…

Дверь в кухню медленно открылась. Мужик, покачиваясь, осторожно нес в руках три полных рюмки. Плескал. Улыбался щербатым ртом:

– Бабы, вы чего лаетесь? С Новым годом давайте!

– Иди, Юрка! – взвизгнула Зоя, она опять вытолкала его и закрыла дверь. Слышно было, как рюмки с глухим стуком попадали на пол и беззлобно заматерился Юрка.

– Адрес мне дай! Куда ты ее отвезла?

– Не твое дело! – Глаза Зои наполнились презреньем. – Не лезь, иди своих инвалидов обхаживай!

Ирина замолчала, посмотрела недобро и выбралась на улицу. Шла не видя дороги, сердце колотилось от негодования и бессилия. Не верила еще, на что-то надеялась. У бабы Дины было заперто. Замок висел на калитке.

22

Спустились только вечером, когда над черным простором лагуны уже засветили тусклые зимние звезды. Черная глянцево переливающаяся гладь моря качала огни ночной Венеции, пахло устрицами, омарами и жареной на гриле рыбой.

После ресторана прогуливались узкими, слабо освещенными и оттого совсем таинственными улочками. Стены домов уходили вверх, во тьму ночи, куда-то выше старых фонарей, поскрипывающих на проволоке, протянутой от стены к стене. Они двигались к своей гостинице, разговаривали о чем-то незначащем, Андрей рассматривал освещенные витрины и предлагал купить что-то в подарки. Иногда останавливал вдруг Катю и спрашивал, куда свернуть, Катя показывала, они шли туда и оказывались в темном и глухом тупике, обрывающемся в черную гулкую и страшную воду канала.

– Ошибку мы поправим поцелуем! – басисто рокотал в темноту Андрей.

– Это ты сам придумал?! – сквозь его мягкие губы спрашивала Катя.