Искушение

– Ну?! Пока?! Я завтра заеду рано утром! Смотри, будь дома! – Андрей поднял руки обнять Катю. – Нет, не завтра, послезавтра! Да-да, послезавтра!

– Не хочу, чтобы ты уходил! – Катя, подобрав подол длинного платья, нетвердо шагнула к нему от двери. – Так хорошо! Это потому что мы выпили? Плохо, конечно, но что делать?! Я раньше совсем не пила… какие-то глупости говорю. – Она пошатнулась, не справляясь с высокими каблуками, и Андрей, обняв, удержал ее. – Может, пойдем куда-нибудь? Тут есть хорошее кафе рядом, или можно просто погулять!

– В кафе?! – Андрей крепко держал ее.

– Пойдем! – Катя решительно открыла дверь. – Больше пить не будем! Мы сегодня говорили интересно, а не договорили ни разу. Я все время что-то хотела тебе сказать! Сейчас вспомню!

В тамбуре перед второй дверью было темно, Катя на ощупь пыталась попасть в круглое отверстие замка. Андрей развернул ее к себе и нашел ее губы. Катя машинально взялась за него, отвечала не очень умело, но постепенно ее губы начали ощущать вкус его поцелуя. Он обнимал ее крепко, и она прижималась, голова плыла, ключи брякнулись из рук на пол, они не замечали, целовались и целовались в узком черном тамбуре. Они просто устали, Андрей присел, нашарил ключи, и они поднялись наверх.

Свет не зажигали, раздевались молча, у Кати голова кружилась так, что она падала, хваталась за Андрея, Андрей снял с нее дубленку, осторожно поцеловал, привлекая к себе, Катя и не пыталась понять, что происходит, ее руки сами обнимали его шею, и тело прижималось само, а раскрытые губы в полном мраке искали и находили его жадные губы.

Потом было что-то очень бурное и такое согласное, что никто из них этого не запомнил. Через час или через два они, протрезвевшие, лежали в постели. Горел ночник. Ветерок в приоткрытое окно колыхал занавеску.

– Тебе больно было? – спросил Андрей сипловатым полушепотом и приподнялся на локте.

Катя лежала у него на руке. Волосы растрепаны. Скосила на него глаза, вздохнула:

– Нет, я, кажется, не почувствовала, – ответила тихо. – Я вообще ничего не помню. Это потому что мы были пьяные? Или это так всегда?

– А мы были пьяные? – спросил удивленно Андрей.

Катя не отвечала, молчала, глядя в потолок, на котором выделялся яркий кружок, красноватые разводы, перекрестья и тени ночника. Думала или вспоминала что-то.

– Это был какой-то ужас. Это не ты, это я во всем виновата… или кто? Это же невозможно остановить!

– Ты жалеешь?

– Нет. Я? Нет! Я думала об отношениях мужчин и женщин… – Катя говорила тихо. – Когда ты делаешь это, надо представить, что тебя в этот момент видит Господь. Ты понимаешь! – Катя нашла руку Андрея и сжала ее. – И если тебе не стыдно перед ним, то значит, все хорошо!

– Тебе было стыдно сейчас? – Андрей поцеловал ее в ладошку.

– Нет, но мы были пьяные. И я о Нем не думала.

– Это ты была пьяная! – Андрей навис над Катей и стал осторожно целовать ее. В глаза, в нос, уголки рта. – А обо мне ты думала?

– Я вообще ни о чем не думала. – Катя сказала и прижалась к нему. – Мне так жалко всего этого!

– Чего тебе жалко?

– Наши отношения теперь изменятся?

– Обязательно. Они станут еще лучше! – Андрей поцеловал ее в губы.

– Ты откуда это знаешь? – Катя смотрела наивно и внимательно.

– Ниоткуда, просто гляжу на тебя и знаю.

– Странно, но мне тоже, кажется, не стыдно перед Господом… – зашептала Катя, отклоняясь от его поцелуев, потом положила руку на подбородок, ощущая щетину. – Раньше, когда мы с тобой просто гуляли, я чувствовала, что это не очень хорошо по отношению к твоим, и мне было плоховато. А сейчас – не стыдно почему-то! А тебе – совсем не стыдно?

– А почему мне должно быть стыдно?

– Это же неверность! Неверность – всегда плохо. Это все я виновата. Но теперь уже что делать? – Катя была тихая, бормотала все это сокрушенно, будто сама с собой разговаривала, лицо ее было серьезно и устремлено куда-то вверх, мимо Андрея.

Андрей стал целовать настойчивее, не слушал ее слов, и наконец, впился в нее губами. Теперь уже все равно, остатками сознания думала Катя, обнимая Андрея.

Алексей открыл дверь подъезда, занес внутрь чемодан и большую сумку, поднял их к лифту. Ему было неудобно – он не выпускал из рук огромный, тяжелый букет любимых Катиных ирисов, который вез из Лондона. Лифт, привычно погромыхивая металлическими суставами, спускался вниз, Алексей подсветил почти уже утренние цифры на часах. Прижал букет к груди и, нахмурившись, замер, сдерживая волнение.