Искушение

– Ты же ей деньги посылаешь!

– Что ей мои деньги? Там у нас всё по-деревенски, работы много. Может, весной поеду.

– А операция отцу?

– Я ходила по клиникам, мне уже не успеть заработать столько. Нереально. Ему год назад надо было сделать. Теперь, может, и поздно уже… – Она надолго задумалась.

– А что, никаких государственных программ нет? Бывают же?

Катя безнадежно покачала головой.

– Я раньше ревела, как подумаю, что он больше не встанет, а теперь привыкла.

– Хочешь, я у отца попрошу?

Катя посмотрела на Алексея, слезы навернулись, не ответив, отвела взгляд.

– Он даст!

– О чем ты говоришь, как я…

– Отдашь потихоньку… – настаивал Алексей.

– Леш, спасибо тебе, это не твои деньги… и даже… прости, – слезы потекли сильнее, и Катя ушла в ванную.

15

На турбазе никого не было. У ворот, в покосившемся и казавшемся нежилым вагончике сидел темненький восточный парнишка, совсем плохо говорящий по-русски. Он пустил такси, на котором приехали Настя с Мурадом и Катя с Алексеем. Остальные должны были подтянуться после работы. Мурад позвонил директору турбазы, тот прикатил на велосипеде откуда-то из леса, показал коттеджи, которые можно было занимать, выдал ключи и электрические обогреватели. Сказал, чтоб убрали за собой. И уехал обратно в лес.

Домики старой еще советской постройки, летние и без удобств, подковой были встроены в лес. На берегу под высокими соснами стояли две беседки с большими мангалами на песчаном пляже. Беседки были новые, шестиугольные, бревенчатые, широкие ступени спускались к воде. В одной из них недавно гуляли – мусорный бак, стоявший возле мангала, был переполнен. Бутылки, пластиковые и стеклянные, бумажные тарелки с остатками кетчупа и маринованого лука, стаканчики, салфетки валялись возле. Внутри беседки было то же самое.

Катя с Алексеем гуляли вдоль озера. Берега застыли, по мелководью стоял тонкий, оттаявший за утро ледок, солнце по нему переливалось и слепило зайчиками. Алексей пробовал ногой, огромная сверкающая поверхность гнулась, колебалась от толчков и еле слышно потрескивала. Тихо было, как это бывает глубокой осенью, даже птички не перекликались. Только где-то за сетчатым забором турбазы, ржаво уходящим прямо в воду, одинокая осипшая ворона каркала необычно: Ах! Ах! Ах! Замолкала и снова: Ах! Ах! Может, кашляла.

Недалеко проходила дорога, грузовики проносились время от времени. Их было не видно, только грохот нарастал, отражался и, казалось, усиливался тихой гладью озера. Потом снова наступала первозданная осенняя тишина. Алексею было весело, он поглядывал на Катю, швырял камешки, стараясь перекинуть лед и попасть на чистую воду. Когда камень не долетал, вся большая тонкая льдина вздрагивала и отдавалась острым рваным звуком. И потом тихо шелестела.

Катя «биноклем» сложила руки вокруг глаз и глядела через озеро:

– Если вот так смотреть на ту сторону, то как на Белой получится. Такая же ширина, елки на том берегу и опавшая осенняя трава у воды, прямо, как у нас, только не течет.

Грузовик загрохотал, разрушая тишину, Алексей подошел к Кате и прикрыл ей ладонями уши:

– Вот так больше похоже? – заглянул в глаза.

– Ну да, – Катя засмеялась и повернулась к нему внутри его рук.

Они оказались лицом к лицу. Алексей заробел, развел руки и отступил на полшага. Но вдруг наклонился и поцеловал неловко в щеку или даже в ухо, и совсем уж неуклюже, как бы шутя, прижал к себе и тут же отпустил.

– Ты такая красивая, даже странно… – сказал, и чтобы скрыть волнение, нагнулся за камешком.

– Что странно?

– Что… – Алексей с силой запустил камешек в озеро, – что у тебя нет парня.

– А-а, – поняла Катя, – а это обязательно?

– Да нет, я просто так…

– А давай, ты будешь моим парнем! – Катя глядела с веселым подвохом.

– Я?! – слегка делано удивился Алексей. Он присел растерянно, как будто искал камешек.

– А что? – не отставала Катя, и даже потянула его за куртку.

– Ты так шутишь? – Алексей посмотрел на нее снизу. Встал, хмуро отряхивая руки.

– Нет, серьезно! У тебя были девушки? А как правильно, знакомые девушки или любимые? Папа говорит, что раньше это называлось любимые девушки…

– Были, – ответил Алексей, он приходил в себя и теперь глядел на нее пристально. – А у тебя парни?

– Нет, – ответила Катя просто, на секунду только замялась, тряхнула головой и добавила весело: – Если серьезно, то никогда не было.

– А несерьезно?

– И несерьезно не было, – виновато и весело посмотрела Катя, – нечем и похвастаться.

– Очень странно! – улыбнулся облегченно Алексей. – И не влюблялась?

– Влюблялась, конечно, и ходила… всех стеснялась. – Катя замолчала на мгновенье, отвернулась на солнечное озеро. – Я сильнее всего в Пушкина была влюблена! Это глупо звучит, да?

– В Пушкина? – не понял Алексей.

– Правда! В девятом и десятом. Очень хорошо его представляла, его одинокую жизнь в Михайловском. Только о нем думала. Клятву себе давала, хранить верность вечно. Вот серьезно-серьезно давала! Плакала даже!

– Так он же женатый человек! – пошутил Алексей.

Катя как будто не слышала. Улыбалась тихо: