Искушение

— Май, ты? — Голос знакомый, но что-то в нем появилось новое. Равнодушие, что ли? — Господи, откуда? Поверить не могу! Только что думала о тебе. Как ты, что?

— Мама…

Все слова из головы вылетели. Что говорить? Когда набирала номер, думала, проболтаем всю ночь. Специально в ванную ушла, чтобы никому не мешать. И вдруг такая пустота. Словно разговариваю с чужим человеком. Все рассказать, пожаловаться? Кому? Маме? Что она поймет из сказанного мной? Что меня надо срочно спасать? А меня не надо спасать, меня надо всего лишь выслушать. Но ей же захочется вмешаться.

Я вдруг поняла, что мир простых человеческих отношений, где жалеют и сочувствуют, для меня закрылся.

— Мама, — вклинилась я в образовавшуюся паузу между бесконечным потоком восклицаний. — У меня все хорошо. Я в Москве, поступила в институт. У Макса большая квартира. Мы как-нибудь обязательно приедем.

— Ты адрес скажи, мы с папой сами до вас доберемся. И что с твоим сотовым? До тебя невозможно дозвониться.

Я открыла кран. Зажурчала вода. Напрасно я ушла из комнаты. Никакого разговора не получится. И сотового у меня больше не будет. Все, что привычно для других, стало не для меня.

— Я еще позвоню. Обязательно.

— Конечно, дочка, — как-то слишком быстро согласилась мама. — Мы будем ждать.

Я первая нажала на кнопку отбоя.

— Гурыч, выплывай, — забарабанила в дверь Лерка. — Жрать пошли!

Визит Сергея преобразил Маркелову. Первое, что она сделала, — это сбросила черную одежду, завернулась в цветастый халатик. То, что я в ее одежде, Лерка не заметила. Побочный эффект работы Сергея? Он стер все, что было после пожара, и заставил ее принять то, что уже есть, за реальность?

Пока я придумывала, как объяснить ее любимую Крошку Мю на мне, Маркелова притащила из кухни в комнату еду и устроила самую настоящую вечеринку. На полу был расстелен плед, набросаны подушки. Малейшее движение вызывало либо хруст просыпанных чипсов, либо опрокидывание открытой бутылки шипучки.

— А давай блины напечем! — сеяла во все стороны энергию Лерка.

— Лучше рассказывай, что у вас тут и как. — За блинами пойдет борщ с пампушками. Знаем мы неуемную Маркеловскую фантазию. Лучше не начинать.

Вскоре я поняла, что ничего не пропустила, уехав из города на пять месяцев. Про всех в нашем классе было рассказано подробно, в лицах. Народ усиленно готовился к экзаменам или делал вид, что готовится, выяснял отношения, дружился, ругался и мирился.

— Ну а у тебя-то что? — Лерка бросила в меня подушку.

— Все то же. Я с Максом.

— Ты беременна? — Маркелова ткнула пальцем в обручальное колечко.

Так, начинается. Именно этого я всегда и боялась — толкований и пересудов.

— Нет, конечно, — как можно убедительней произнесла я. — Иногда люди просто женятся.

Я никак не могла настроиться на нужный тон, когда вроде бы и не врешь, но все же не совсем договариваешь. А Лерке хотелось подробностей. Это было видно по глазам, по рассеянной улыбке.

— Завтра в школу пойдем? — придумала она верный способ вытянуть из меня всю правду. — Девчонки обалдеют, увидев тебя!

Это скорее я обалдею, если встречусь с кем-то из одноклассников.

— Не, мне надо уехать. — Подходящий повод сразу не придумался. — Лечиться.

— Чего у тебя? — встревожилась Лерка и зачем-то посмотрела на Крошку Мю, что была нарисована на футболке как раз на уровне моего живота.

Я потянула футболку вниз, расправляя замявшиеся складки.

— Нервы, — буркнула первое пришедшее на ум.

— Ой да ладно! — отмахнулась Маркелова. Ее личико было светло и беззаботно. Я даже позавидовала. Не отказалась бы от того, чтобы мне тоже кое-какие воспоминания подчистили. — Нервы лечит хорошая тусовка. Ты давно не встречалась со своими.

Я во все глаза уставилась на Лерку. Макс в очередной раз оказался прав — надо либо говорить правду, либо молчать, полумеры делают разговор болезненным.

А Маркелова сияла, как стоваттная лампочка. Какое же у нее сейчас было живое лицо! Щеки разрумянились, в каждом зрачке по искринке, от волнения кусает губы, уже заранее понимая, что уломать меня на рассказ в картинках не удастся.

— Макс у тебя такой замечательный! — вздохнула она, косясь в мою сторону.

Этот тактический прием я хорошо знала. Не получается начать с конкретики, примемся за обобщения. Меня зацепило, очень уж хотелось поговорить, пожаловаться на свою судьбу. — Он, конечно, супер, — осторожно согласилась я. — Но, знаешь, порой даже идеал выводит из себя.

Разговор не клеился. Мы часто замолкали, глядя друг на друга. Мне становилось неловко, Лерка тоже недовольно хмурила брови, покусывала губы. Кажется, она и сама не понимала, зачем устроила это раtу. А ведь раньше мы с ней могли болтать часами. Наше время, кажется, прошло.

— За что же ты его любишь?

«За что?» Странно, этот вопрос я даже сама себе не задавала.

— За глаза, за руки, за улыбку, за внимание. За то, что ради меня он сделает все. За то, что он всегда остается самим собой и никогда не подстраивается под меня, как бы мне этого ни хотелось. За то, что он выдернул меня из обыденности. За то, что весь мой мир собрал в себе одном.