Искупление вины

— Операция «Ураган» уже разворачивается. Благодаря слаженному действию трех фронтов — Юго-Западного, Сталинградского и Донского — мы навязываем немцам свои действия и сужаем кольцо. По данным фронтовой разведки, Паулюс предложил Гитлеру выходить из окружения в юго-восточном направлении. Надо признать, что у него имелся бы шанс, но Гитлер отклонил это предложение и приказал ему удерживать Сталинград и дожидаться помощи извне. Немцы уверены, что мы не можем провести наступление после многомесячных тяжелых боев. И здесь они ошибаются! Общая задача фронтов состоит в том, чтобы отразить деблокирующий немецкий удар и сузить кольцо окружения в городской черте Сталинграда.

— Очень разумно, — согласился Сталин. — Надеюсь, что так оно и будет. Как называется деблокирующая операция немцев?

— «Винтервиттер».

— И что оно означает?

— «Зимний шторм», товарищ Сталин.

— Хм, вижу, что немцы не без юмора. Мы назвали свою операцию «Ураган», а они — «Зимний шторм». Каковы данные фронтовой разведки?

— Из-под Воронежа немцы сняли две пехотные дивизии и перебросили их под Сталинград, чем значительно ослабили фронт. Думаем использовать их оплошность… Хотелось бы отметить, что военная разведка и контрразведка действуют весьма слаженно, информация о расположении группировок немцев поступает весьма своевременно. Военной контрразведке «СМЕРШ» удалось дезинформировать немецкое командование, и немецкий Генеральный штаб просмотрел, что в районе Сталинграда мы собираем мощнейшую группировку.

— Значит, военная контрразведка на этом участке фронта свою задачу выполнила?

— Так точно, товарищ Сталин!

— Тогда переключите внимание «СМЕРШа» на другие участки фронта.

— Есть, товарищ Сталин!

Дверь кабинета неожиданно распахнулась, и в комнату уверенно вошел майор Тарасов.

— Можно?

— Павел Павлович, — невольно удивился Волостнов, увидев гостя. — Ты бы хоть предупредил, что приезжаешь, мы бы тебя встретили.

— Решил не беспокоить, — весело произнес Тарасов, пристально посмотрев на майора. — Давно хотел приехать, посмотреть, как работают в одном из лучших управлений.

— Спасибо за лестную оценку, стараемся! — сдержанно ответил Волостнов, пожимая крепкую руку Тарасова.

— Тут в нашей организации наблюдаются серьезные перемены, — продолжал Павел Павлович, присаживаясь на свободный стул. — Планируют вновь восстановить народный комиссариат государственной безопасности.

— Вот как… А кого видят народным комиссаром?

— Меркулова Всеволода Николаевича, нашего прежнего начальника… Я к тебе приехал неофициально, но мне поручено узнать, что ты думаешь о своем возможном назначении, скажем, в Москве?

— Честно говоря, ничего не думаю, — честно признался Волостнов. — А потом, не хотелось бы как-то все вдруг бросать и ехать. Мне нужно завершить дела.

— Вежливый отказ… — понимающе кивнул Тарасов. — Где-то я тебя даже понимаю. Ты здесь хозяин, а там в Москве у тебя будет полно начальства, и все под боком! Твой ответ не отразится на карьере, работать ты умеешь, буквально сил не жалеешь, я бы даже сказал, на износ работаешь. Таких людей руководство ценит, а коллеги уважают. Я тебе даже больше скажу, на столе у народного комиссара лежит приказ о присвоении тебе полковника. Но вот в следующий раз могут в Москву уже не позвать.

— Не расстроюсь, кому-то и в провинции нужно служить, — сдержанно заметил Волостнов.

— Меркулов собирает под свое крыло всех людей, на которых он мог бы положиться. Что это за аппаратные игры, я не знаю и не хочу знать… Этот наш с тобой разговор забудь. Считай, что его не было. Как твой подопечный Аверьянов?

— С ним все в порядке. Живет со своей женщиной. Каждый день «под честное слово» ходит в спецкорпус отмечаться. — Предупреждая возможный вопрос, майор добавил: — Еще ни разу не подвел. К нему у меня претензий нет, а держать его в изоляторе тоже не имеет смысла, вдруг его захотят увидеть, послать связного? Тогда что? А так — наведут справки и узнают, что он живет с женщиной и ребятней уже давно, а не со вчерашнего дня.

— Лев Федорович, — недовольно покачал головой Тарасов, — погубит тебя когда-нибудь твоя доброта.

— Павел, я ведь не для всех добрый, — заметил Волостнов. — К диверсантам и шпионам я жесток. А вот к таким людям, как Аверьянов, отношусь с сочувствием. В чем его вина? В том, что он расстрелял все патроны во врагов и не оставил для себя последнего? Да таких, как он, сотни тысяч наберется! Никогда не поверю, что все они враги Советской власти и предатели.

— Не будем развивать эту тему, — помрачнев, сказал Тарасов, — слишком уж она острая. Так до многого можно договориться… Я тебе вот еще что хотел сказать, операция «Барин» свою задачу выполнила, и руководством принято решение ее закрыть.

— Не понимаю почему, — попытался возразить Волостнов. — Аверьянову удалось добиться невероятного — доверия Гемприх-Петергофа. А это много значит! И когда, казалось бы, можно его использовать как-то по-другому, операцию решили свернуть.